Несколько минут ничего не происходило, только пылали факелы и с темнеющих небес неслись громкие крики. Наконец другой основательно умасленный человек в кожаном набедреннике выполнил ту же последовательность движений и встал напротив Евгения в той же позе. Это был очень чёрный негр, не такой высокий, как Евгений, но более грузный. Гомон усилился. Мистер Фут, добавивший к своему наряду недешевого вида плащ, вышел на ринг и принялся выкрикивать какое-то объявление; он поворачивался, так что каждый зритель увидел его гланды, хотя услышать, разумеется, ничего не мог. Покончив с этим, мистер Фут торопливо отступил за верёвку. Евгений и негр повернулись лицом друг к другу, свели ладони, словно играющие дети, потом отвели головы назад и что есть силы сшиблись физиономиями. Джек опешил; когда они снова запрокинули головы и сшиблись снова, у него захватило дух; когда то же самое произошло в третий раз, он подумал, что так оно и будет продолжаться, пока один не потеряет сознание. Тут как раз они разняли руки и разошлись, пошатываясь. Кровь бежала по лицам из разбитых бровей.
И вот началась собственно борцовская схватка. Она мало отличалась от тех, что Джек повидал на своем веку, только была гораздо грязнее. Немедленно у обоих противников руки оказались в масле, так что им пришлось расцепиться и втереть в ладони пыль. Как только они сцепились вновь, пыль эта перешла на их тела. Через несколько минут Евгений и негр оказались с ног до головы в каше из пота, крови, масла и алжирской пыли. У Евгения стойка была шире, но негр держал центр тяжести низко, и ни одному не удавалось повалить другого. Поворотный миг настал через несколько минут после начала схватки, когда негр изловчился схватить Евгения за яйца и крепко их сжать, что было умно, одновременно выжидательно глядя тому в глаза, что было куда глупее. Ибо Евгений, превозмогая боль с выдержкой, от которой у Джека всё внутри похолодело, со всей силы ударил противника головой в лицо. Раздался оглушительный треск, брызнула кровь. Африканец разжал хватку и схватился за расквашенную физиономию. Евгений легко бросил его в пыль, чем поединок и закончился.
– Рус! Рус! Ру-у-с! – ревели янычары.
Евгений с философическим видом прошёлся вдоль верёвки. Мистер Фут шагал за ним с раскрытым кошелём, куда турки бросали монеты – по большей части целые пиастры. Джеку зрелище нравилось – пока весь кошель не перекочевал к дородному турку, который сидел возле ринга в чем-то вроде носилок, возложив на оттоманку замотанные бинтами ступни.
– В России я принадлежал к тайному обществу, в котором мы воспитывали друг у друга нечувствительность к пыткам, – спокойно поведал Евгений некоторое время спустя.
Все потрясённо замолчали, и Джек воспользовался затишьем, чтобы мысленно обрисовать ситуацию.
После долгой череды боёв факелы загасили, турки и свободные алжирцы разошлись, а в баньёле остались одни невольники. Оба весла в полном составе собрались на крыше выкурить по трубочке. Тонюсенький месяц висел где-то далеко-далеко – над Сахарой, подумалось Джеку. Небо было черным- черно, а звёзд – куда больше, чем ему доводилось видеть. Алжирская касба мерцала редкими огоньками; ночь полностью принадлежала десятерым невольникам.
ЕВГЕНИЙ-РАСКОЛЬНИК, он же Рус.
МИСТЕР ФУТ, бывший владелец «Ядра и картечи» в Дюнкерке, ныне предприниматель без портфеля.
ДАППА, негр-полиглот.
ИЕРОНИМО, злобный высокородный испанец.
НИЯЗИ, погонщик верблюдов с Верхнего Нила.
ДЖЕК «КУЦЫЙ ХЕР» ШАФТО, Эммердёр, король бродяг.
МОЙШЕ ДЕ ЛА КРУС, еврей, у которого есть План.
ГАБРИЕЛЬ ГОТО, японец-иезуит.
ОТТО ВАН КРЮЙК, голландский моряк.
ВРЕЖ ИСФАХНЯН, младший из парижских Исфахнянов, ибо армянин, которого они встретили на базаре, оказался именно им[4].
– Нас удерживает в этом городе неумолимая воля рынка, – начал Мойше де ла Крус.
Джек заподозрил вступление к хорошо отрепетированной и очень длинной речи, поэтому торопливо перебил:
– Ха! О каком рынке речь?
Однако, судя по лицам остальных, никто, кроме него, скептицизма не проявлял.
– Ну как же! О рынке фьючерсов на выкуп
– Ладно, извини, я решил, будто ты притягиваешь за уши какое-то сложное сравнение…
– Сегодня, наблюдая за Евгением во время боя, – продолжал Мойше, – я подумал, что упомянутый рынок – своего рода незримая длань, держащая нас за яйца.
– Погоди, погоди! Это что, пошли какие-то каббалистические суеверия?
– Нет, Джек, вот
– Отлично. Продолжай.
– Законы рынка требуют, чтобы с
– А такие, как мы, оказываются на галерах, – закончил Джек. – Мне понятно, почему я низко котируюсь на этом рынке и мои яйца незримая длань сжимает особенно крепко. Мистер Фут – банкрот, Евгений принадлежит к секте, члены которой друг друга истязают, Даппа – персона нон грата во всех землях южнее Сахары, семья Врежа Исфахняна хронически на мели. Сеньор Иеронимо если и обладает какими-то достоинствами, которых я до сих пор не разглядел, явно не из тех, кого близким захочется выкупать. Историю Ниязи я не знаю, но могу вообразить. Габриеля занесло не на ту сторону земного шарика. Всё более или менее ясно. Однако ван Крюйк – корабельный офицер, а ты, судя по всему, головастый еврей. Почему не выкупили вас?
– Мои родители умерли от чумы, охватившей Амстердам после того, как Кромвель перекрыл нам иностранную торговлю, и многие честные голландцы вынуждены были, покинув дома, ночевать в антисанитарной обстановке, – начал ван Крюйк с явной обидой в голосе.
– Отставить, капитан! Похож я на круглоголового? Я тут ни при чём.
– Меня выкормили казённые кормилицы в приюте. Священник-реформат, спасибо ему, научил читать и считать, но я вырос трудным подростком…
– Представляю! Чего ещё ждать от рыжего, голландского, малорослого приютского забияки? – воскликнул Джек. – И всё-таки, думаю, какой-нибудь корсар нашёл бы тебе работу получше, чем отскребать ракушки.
– Когда мне было восемнадцать, каналы замёрзли, и солдаты короля Людовика вторглись на коньках, насилуя всё, что движется, и, сжигая остальное. Голландская республика готовилась погрузиться на корабли и отплыть в Азию. Требовалось много моряков. Меня прямо из тюрьмы взяли в VOC[5]. Вместе с беженцами я попал на Тексел, где получил сундучок с одеждой, трубку, табак, Библию и книгу под названием «Благочестивый мореходец». Двадцать четыре часа спустя я на военном корабле подносил канонирам мешки с порохом, уворачиваясь от английской картечи. Через год беготни с порохом и работы на помпе я стал из юнги матросом. Совершив три рейса в Индию и обратно, сделался офицером.
– Отлично! Так почему ты не офицер здесь?
