— Ваше высочество!
— Ну вот, у меня появилось ещё одно основание стать принцессой Уэльской, а со временем и королевой — чтобы монаршей властью уладить ваши сердечные дела.
— Умоляю вас не… — начала герцогиня, теперь смущённая не на шутку, и тут же умолкла, потому что их перебила Генриетта Брейтвейт.
— Церемония скоро начнётся, ваше высочество, — объявила та, глядя в окно, за которым толпа в чёрном сукне и шёлке устремилась к дворцовой церкви. Затем Генриетта смиренно потупила взор и показала палочку из слоновой кости. — Совершенно ровная. Сколько бы раз нам ни пришлось ею воспользоваться, на коже вашего высочества не останется и следа.
— Генриетта, — сказала принцесса, — без вас моя жизнь была бы совершенно иной.
Двусмысленное высказывание, однако миссис Брейтвейт предпочла истолковать его лестным для себя образом и сделала реверанс, даже слегка зардевшись.
— У меня к вам деловое предложение, мадам, — произнёс сухопарый господин, маячивший на краю Элизиного зрения последнюю четверть часа. — Вы могли бы меня выручить.
— О нет, только не это! — сказала Элиза и повернула голову к докучливому незнакомцу, который неотступно преследовал её в толпе придворных.
Они стояли в Герренхаузенском саду, между партерами в северной его части. Маленькая дворцовая церковь не могла вместить всех, прибывших на похороны. Служба началась час назад. Каролина и другие члены семьи были в церкви, остальные стаей чёрных голубей облепили садовые дорожки.
Уголком глаза Элиза видела, что навязчивый господин одет в чёрное, а парик у него белый, но в этом он не отличался от остальных присутствующих мужчин. Теперь, впервые взглянув ему в лицо, она поняла, что белые волосы, хотя несомненно чужие, не выглядят неестественно: её собеседник был очень стар.
— Даже в самые радостные дни я не люблю, когда меня одолевают якобы деловыми предложениями. А уж в такой…
— Речь о нашем отсутствующем друге…
Элиза почти не сомневалась, что он говорит о Лейбнице. Доктор не прибыл на похороны. Редкие замечания придворных касательно его отсутствия, как дымок, выдавали тлеющее пламя сплетен. Кто же этот человек? Старый англичанин, знающий её, друг Лейбница.
— Доктор Уотерхауз?
Он опустил веки и поклонился.
— Сколько же…
— Если судить по наружности, сто лет для меня, полчаса для вас. Если вы предпочитаете календарь, ответ — примерно четверть века.
— Почему вы не заехали ко мне в Лестер-хауз?
— До того, как получить ваше приглашение, я принял приглашение другой дамы, — Даниель взглянул на вход в церковь, — и оно не оставило мне времени ни на что иное. Надеюсь, вы простите мою неучтивость?
— Которую? Что вы не заехали ко мне? Или что одолеваете меня деловыми предложениями?
— Если они и впрямь вам неприятны, считайте, что я действую от имени самого доктора.
— Когда я впервые с ним познакомилась, он носился с прожектом ветряного двигателя для откачки воды из гарцских рудников, — с нежностью проговорила Элиза. — Надеялся добыть столько серебра, чтобы построить логическую машину.
— Удивительное совпадение. Когда я с ним познакомился, по меньшей мере на десять лет раньше вас, он работал над самой машиной. Потом отвлёкся на дифференциальное исчисление.
— Я пытаюсь в мягкой форме намекнуть вам…
— Что прожекты доктора безумны? Да, я сразу вас понял.
— Как бы я ни любила доктора и его философию и как бы ни любили их вы…
— Разумеется. — Старик дружески улыбнулся, старательно не разжимая губ, чтобы не показывать плохие зубы.
— Если он не может осуществить свои прожекты при всей финансовой помощи русского царя, то что ему проку от меня?
— Об этом-то я и хотел с вами поговорить, — начал Даниель, но тут двери церкви распахнулись. Гроб Софии несли короли, курфюрсты и герцоги. Его поставили на лафет, запряжённый вороной лошадью. Из церкви вышли остальные члены семьи. Лафет с гробом тронулся по центральной аллее к большому фонтану, за ним — те из провожающих, кому позволяли силы и возраст. Даниель пристроился в хвост процессии. Там его и отыскала Элиза.
Даниель сказал:
— Вы, наверное, догадались, что отсутствие Лейбница связанно с его работой у русского царя. Я полагаю, что доктор сейчас в Санкт-Петербурге.
— Тогда его отсутствие вполне объяснимо, — заметила Элиза. — За такое время получить известие и проделать обратный путь при том, что русские воюют со шведами…
— Невозможно, — согласился Даниель. — И вы даже не удосужились спросить, отпустят ли его.
Пауза и несколько шагов по гравийной дорожке, прежде чем Элиза ответила, уже совершенно другим голосом:
— Почему его могут не отпустить?
— Царь не отличается терпением. Он хочет получить нечто и впрямь работающее.
— Тогда наш друг действительно в опасности.
— Не совсем. Я этим занимаюсь.
— В Лондоне?
— Да. Маркиз Равенскар изыскал средства для строительства Двора технологических искусств в Клеркенуэлле.
— Зачем? — спросила Элиза, показывая, что немного знает маркиза.
— Долгота. Он надеется, что люди, которые там трудятся, найдут способ её определять.
— Что за люди?
— По большей части искусные часовщики, органные мастера, ювелиры, механики и создатели театральной машинерии со всего христианского мира.
Процессия достигла большого фонтана. Многие гости уже, вероятно, обдумывали, как опишут его сегодня вечером в своих дневниках: стенающий от горя, омывающий небеса током горючих слёз. Процессия медленно двинулась вкруг водоёма и назад ко дворцу. Элизина кружевная наколка поникла от водяной пыли.
— Если Лейбниц оказался между Петром Великим и Роджером Комстоком, боюсь, ему не поможем ни я, ни вы.
— Всё не так мрачно. Нужен не капитал, а финансирование.
— Нечто вроде переходного займа?
— Пожалуй. Или, скажем, независимое вложение в смежный проект.
— Я слушаю, — сказала Элиза голосом человека, закусившего пулю в ожидании, когда цирюльник будет ампутировать ему ногу.
— Вы славитесь своими познаниями в товарах.
— Простите?
— Вы знаете о Брайдуэлле — месте, куда падших женщин отправляют трепать пеньку и щипать паклю?
— Да?
— Для логической машины нам потребуется много дешёвой рабочей силы, способной выполнять некие повторяющиеся операции. Мы провели негласные переговоры со смотрителями Брайдуэлла и рассчитываем, что часть этих женщин скоро удастся приставить к другому делу. Они не будут больше производить пеньку.
— И она вздорожает, — заметила Элиза. — Это не столько благоприятная финансовая возможность, сколько конфиденциальная информация, сэр. И напоминание — если я ещё в них нуждаюсь, — почему на
