- Нуала? - позвал я.
Ответа не было, но я ощутил прикосновение, тяжесть рядом. Через несколько секунд тяжесть потеплела, я почувствовал лопатки у своих лопаток, спину у своей спины, чужие волосы, касающиеся моей шеи. Кожа пошла мурашками, разгладилась и снова собралась, как будто не могла привыкнуть к постороннему присутствию.
- Я надел железо, - тихо проговорил я.
Тело рядом со мной осталось неподвижным. Мне почудилось биение чужого сердца.
- Я заметила.
Я очень медленно выпустил сквозь зубы воздух из легких, обрадованный тем, что узнал голос Нуалы. Не то чтобы я был рад ее видеть, но незнакомое создание, прислоняющееся ко мне, подстраивающее под меня свое дыхание, - это хуже.
- Мне неудобно, - сказал я, не переставая думать о том, что от разговоров мышцы груди напрягаются и создают между нами трение - жутковатое и в то же время чувственное ощущение. - Я про железо. Обидно, что я напрасно мучался - я надел его из-за тебя.
- Подлизываешься? - поддразнила Нуала. - Здесь есть и более опасные создания.
- Это не может не радовать… Кстати, скажи мне, пока мы еще не ругаемся: насколько опасна ты?
Она издала какой-то звук, будто хотела ответить, но передумала. Повисла жирная уродливая тишина. Наконец Нуала сказала:
- Я пришла послушать.
- Нужно было постучать. Я же не просто так запер дверь.
- Я думала, что ты меня не заметишь. Ты что, провидец? Экстрасенс?
- Вроде того.
Нуала отодвинулась и развернулась к инструменту. Я затосковал, не ощущая ее рядом, мое сердце наполнила неопределенная грусть.
- Сыграй что-нибудь.
- Черт тебя побери, существо! - Я сдвинулся к фортепиано, желая посмотреть на нее, и потряс головой, чтобы освободиться от страдания. - Ты настойчивая.
Она наклонилась вперед, над самыми клавишами, чтобы увидеть выражение моего лица. Волосы лезли ей в глаза, и она заправила короткие светлые пряди за ухо.
- Судя по твоим чувствам, ты хочешь большего. Тебе нужно было сказать «да».
Она наверняка думала, что говорит убедительно, но на меня ее слова произвели прямо противоположный эффект.
- Если я чего-то достигну в этой жизни, то сам, без жульничества.
Нуала скорчила ужасную гримасу:
- Неблагодарный! Ты даже не попробовал сыграть ту песню, с которой я тебе помогла. Это не жульничество. Ты бы и сам ее написал, если бы прожил еще пару тысяч лет.
- Я не соглашаюсь.
- Я помогала тебе без задней мысли. Я хотела, чтобы ты понял, чего мы можем достичь вместе. Но ты ведь не можешь просто взять и воспользоваться случаем. Нет! Нужно сомневаться! Нужно мучиться!… Иногда я вас, глупых людишек, просто ненавижу.
От ее злости у меня разболелась голова.
- Нуала, помолчи, у меня из-за тебя голова болит.
- Не затыкай мне рот! - огрызнулась она и затихла.
- Не обижайся, - сказал я. - Я не вполне тебе доверяю.
Я опустил чантер - он казался мне оружием, которое Нуала может обратить против меня, - и положил пальцы на прохладные клавиши. Чантер был мне знаком и полон возможностей, а гладкие клавиши выглядели невинными и бессмысленными. Я взглянул на Нуалу, и она безмолвно встретила мой взгляд. Ее глаза, если всмотреться, были ошеломительно нечеловеческими, но она была права. В ее глазах я видел себя. Себя, желающего стать кем-то большим, себя, сознающего, что я еще даже не прикоснулся к истинному великолепию.
Нуала осторожно сползла с сиденья, чтобы оно не скрипнуло, и влезла между мной и фортепиано так, что мои руки охватили ее, как клетка. Она прижалась ко мне, вынуждая подвинуться дальше, чтобы ей было где сесть, и нашла руками мои руки, неумело лежащие на клавишах.
- Я не могу играть.
В том, как мы сидели, была удивительная интимность: ее тело идеально повторяло контуры моего, ее длинные пальцы лежали в точности поверх моих. Я бы легкое отдал, чтобы на ее месте была Ди.
- Как это?
Нуала чуть повернула голову - ровно настолько, чтобы я снова уловил дуновение ее дыхания: лето и надежда.
- Я не могу играть. Могу только помочь другим. Даже если я придумаю лучшую песню в мире, я все равно не смогу ее сыграть.
- Физически не сможешь?
Она отвернулась:
- Просто не смогу. Музыка не для меня.
У меня в горле застрял комок.
- Покажи.
Она убрала одну руку с моей и нажала клавишу. Я смотрел, как клавиша подается под ее пальцем один раз, второй, пятый, десятый… ничего не происходило. Слышался только тихий, приглушенный стук нажимаемой клавиши. Она взяла мою руку и подтащила ее туда, где только что был ее палец. Нажала клавишу моей рукой. Фортепиано печально запело и утихло, как только Нуала подняла мой палец.
Она больше ничего не сказала. А зачем? Воспоминание об этой единственной ноте еще звенело у меня в голове.
Нуала прошептала:
- Подари мне одну песню. Я ничего не попрошу взамен.
Мне следовало отказаться. Если бы я знал, как больно будет потом, я бы отказался.
Наверное.
Вместо этого я сказал:
- Пообещай. Дай мне слово.
- Даю слово. Я ничего у тебя не возьму.
Я кивнул. Мне подумалось, что она меня не видит, однако она все равно поняла, потому что положила свои пальцы на мои и откинула голову, обдавая меня запахом клевера. Чего она ждет? Что я сыграю? Я не умею играть на этом дурацком фортепиано!
Нуала указала на клавишу:
- Начинай отсюда.
Неловкий из-за того, что между моим телом и инструментом было ее тело, а между мной и моим мозгом было… что-то, принадлежащее ей, я нажал клавишу - и узнал первую ноту песни, которая занимала мои мысли с момента пробуждения. Я неуклюже перешел к следующей ноте, запинаясь и несколько раз промахнувшись, - фортепиано воспринималось инородным, как будто я пытался говорить на чужом языке. Потом, чуть быстрее, - к следующей. Еще одну я угадал со второй попытки. Следующую - сразу. И вот я уже играю мелодию, а левая рука начинает неуверенно подбирать басовую линию, поющую у меня в голове.
Музыка… Она звучала так, будто я не украл ее у Нуалы, а сочинил сам. Вот фрагмент мелодии, которую я периодически наигрывал на протяжении многих лет, вот восходящая линия басов, которая понравилась мне в альбоме «Аудиослейв», вот мой гитарный рифф. Музыка была моя, но сильнее, концентрированнее, изысканнее.
Я прекратил играть и уставился на инструмент. Я так хотел согласиться, что не мог выговорить ни слова. Я хотел принять ее сделку, и меня ранила необходимость отказа. Я зажмурился.
- Не молчи, - промолвила Нуала.
Я открыл глаза:
