Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции

эсеровской пропаганды в ряде мест крестьянские сходы принимали резолюции, осуждавшие большевиков. В резолюции, принятой на сходе в одной из волостей Новосильского уезда Тульской губернии, говорилось, что большевики являются «главными виновниками в происшедших кровавых столкновениях в Петрограде за 4 июля», а их деятельность квалифицировалась как «вредная для дела свободной России». На собрании крестьян Гагаринской волости Ветлужского уезда Костромской губернии констатировалось, что июльские события были следствием выступления большевиков, преследовавших «своекорыстные цели» и якобы отказавшихся от поддержки трудового крестьянства²⁹¹.

Эсеровские лидеры ликовали. Они усматривали в июльских событиях свою победу и уже мнили себя вершителями судеб России. Святицкий, изображая июльскую демонстрацию как самоубийство большевиков, писал: «Ленин теперь конченый человек; в широких кругах населения его моральный авторитет подорван, идеи большевизма дискредитированы и по крайней мере на ближайший период опасности представлять не могут»²⁹².

Только В. И. Ленин, несмотря на кажущееся столь явным торжество реакции, сразу же отметил, что июльский кризис кладет начало краху политики социал-соглашательства. «Победа контрреволюции, — писал он 26 июля, — вызывает разочарование масс в партиях эсеров и меньшевиков и открывает дорогу для их перехода к политике поддержки революционного пролетариата»²⁹³.

Подлинное отношение масс к эсерам характеризуют крестьянские документы, связанные с отставкой Чернова с поста министра земледелия во время июльского кризиса. «Поднимаем свой голос за поддержку крестьянского министра земледелия Виктора Михайловича Чернова, — писали крестьяне села Коршево. — Воронежские крестьяне не допускают мысли о каких-либо уступках помещикам и буржуазии по земельному вопросу, будут стойко бороться за все завоевания революции»²⁹⁴. Собрание жителей села Торсы заявило, что «удаление министра земледелия Чернова из состава правительства знаменует собой принесение справедливых интересов огромной массы трудового крестьянства в жертву вымогательству незначительного класса землевладельцев и ни в коем случае не должно быть допущено»²⁹⁵.

Панкинский волостной земельный комитет Рязанской губернии считал, что отставка Чернова вызвана его стремлением «обеспечить трудовой народ» и происками кадетов, которые хотят «забрать трудовика снова в мешок»²⁹⁶. В телеграмме из Зарайска крестьяне требовали возвращения Чернову министерского портфеля и одновременно категорически протестовали против введения в состав правительства кадетов²⁹⁷. А лисичанский волостной Совет Черниговской губернии заверял Чернова, что поддержит его «в борьбе с врагами революции, скрывающимися под флагом партии народной свободы (т.е. кадетов. — Авт.)», и требовал от Советов «составить министерство без реакционеров»²⁹⁸.

Таким образом, крестьяне, выступая в защиту Чернова, фактически осуждали политику эсеровского руководства и были решительно против коалиции с кадетами, сохранение которой являлось заветной целью Керенского, Чернова, Авксентьева и других эсеровских лидеров. Крестьяне обращались к Чернову как к политическому деятелю, который добивается осуществления уравнительного землепользования. В действительности же он внес проект аграрного закона, который предоставлял земельным комитетам право урегулирования земельных отношений, но без конфискации частновладельческих земель. Отчуждаться могли лишь неиспользуемые земли, но и их помещик имел право оставить за собой, если обязывался обработать²⁹⁹. Из сказанного видно, что крестьяне, еще доверявшие эсерам, поддерживали не реальную политику социалистов-революционеров, а партию, какой они хотели бы ее видеть. Такое положение долго сохраняться не могло.

После июльских дней общенациональный кризис стал разрастаться, а процесс левения масс усилился. «…Именно после июльских дней, — писал В. И. Ленин, — большинство народа стало быстро переходить на сторону большевиков»³⁰⁰. Неизбежность этого процесса была видна уже в начале революции. Еще в марте 1917 г. Ленин подчеркивал, что полупролетарское и мелкокрестьянское население России неизбежно будет колебаться между буржуазией и пролетариатом, однако жестокие уроки войны станут толкать его к пролетариату, вынуждая идти за ним³⁰¹. Июльские события были одним из таких уроков.

Газета московских большевиков «Социал-демократ» писала в июле 1917 г.: «Несмотря на весь свой страх перед социалистическим пролетариатом, мелкая буржуазия все же заинтересована в дальнейшем развитии революции. Те причины, которые вызвали революцию, которые заставили мелкую буржуазию в февральско-мартовские дни пойти вместе с пролетариатом, до сих пор еще не устранены»³⁰². Большевик Н. И. Дербышев, выступая на II конференции фабзавкомов Петрограда, говорил, что «поступательный ход революции вовлечет все мелкобуржуазные слои в водоворот революционной борьбы и заставит их действовать вместе с пролетариатом»³⁰³.

О темпах левения масс позволяют судить результаты выборов в органы местного самоуправления. При выборах гласных в земство Спасской волости Московской губернии 15 августа большевики собрали 27% голосов, а 29 августа, при выборах уездного земства, — уже 37%. За это же время число голосов, поданных за эсеров, сократилось с 3518 до 1791. В Люберецкой волости количество голосов, полученных большевиками, возросло с 10 до 26%³⁰⁴. Во время выборов в Московскую городскую думу в июле 1917 г. за большевиков голосовало 75 тыс. избирателей из 635 тыс., а через три месяца, при выборах районных дум, они получили уже 52% голосов. Аналогичные результаты дали и думские выборы в Петрограде³⁰⁵. Эти итоги очень симптоматичны, ибо речь идет об органах, которые эсеры считали своим оплотом.

Еще одним характерным симптомом было поступление средств в фонды политических партий. Так, в фонд Самарского губкома эсеров поступило пожертвований: в июне — 1763 р. 65 к., в июле — 448 р. 07 к., в августе — 331 р. 46 к.³⁰⁶ И это сокращение происходило в губернии, которая рассматривалась социалистами-революционерами как цитадель их партии.

Заметно падало влияние эсеров среди солдат. Военный отдел Петроградского Совета, находившийся в руках социалистов-революционеров, наводнял воинские части эсеровской литературой. До 1 августа 1917 г. им было послано на фронт более 2 270 тыс. экземпляров газет, 1 500 тыс. экземпляров воззваний, 550 тыс. брошюр. Летом 1917 г. в 12-й армии было 150 эсеровских групп, объединявших около 60 тыс. членов. Конференция эсеров Юго-Западного фронта (сентябрь 1917 г.) представляла 50 тыс. членов этой партии, на Румынском фронте было более 100 тыс. эсеров³⁰⁷.

Однако осенью положение стало меняться. В донесении комитета эсеров 7-й армии в ЦК сообщалось: «Зарегистрированных ячеек в армии имеется 39… Число членов незначительно… В последнее время большевизм пользуется громадным успехом среди войск. Причина проста — предположение масс, что большевики являются единственными людьми, стремящимися к скорейшему заключению мира»³⁰⁸. На заседании Петроградского Совета в сентябре 1917 г. представители фронта в один голос заявили, что армия воевать больше не хочет, готова броситься в тыл и «уничтожить тех паразитов, которые собираются воевать еще 10 лет». Представитель 18 -й армии Аккерман заявил, что массы идут за большевиками, потому что эта партия обещает им немедленный мир³⁰⁹.

О росте влияния большевиков и падении престижа эсеров ярко свидетельствуют письма солдат во ВЦИК. «Товарищи! Надо действовать самостоятельно, — писали солдаты иркутского гарнизона, — не ждите еще сотню лет. Вы сами прекрасно знаете, что наши вожатые изменяют, потому что ведь им не нравится наша идея и они совершенно идут с нами напротив, а не то, чтобы рука об руку, потому что их интересы защищать капитал, а не трудовой народ… Товарищи, помните, что наша революция провалится, а социалисты-революционеры — спящая партия, они еще будут спать сотни лет. Нам нужно держаться только большевиков, которые ведут прямым путем к социализму, и Ленин должен быть выше всех остальных»³¹⁰.