создавая неразбериху. Затормозившие машины, едва избежавшие столкновения, создали так нужный ему временной отрыв.
Изрыгая беспощадные ругательства, полицейские стремились разогнать затор, но время было упущено. Мотоциклист скрылся в хитросплетении улочек.
14
Шторм давным-давно ушел куда-то на юг, и сейчас о нем ничего не напоминало. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулось безмятежное море. И уже с трудом можно было представить, что еще не так давно яхту «Помор» швыряло, как снежинку в пургу. И солнце не жгло, а грело – благодать, а не погода! Хотя ничего идеального в этом несовершенном мире не бывает. Вот и сейчас…
После того, как шторм перестал представлять собой опасность, Мефодий, выбравшись на палубу, обнаружил для себя кое-что неприятное. Шторм нанес кое-какие поломки и повреждения, но все это были, можно сказать, мелочи. Исправить их не составляло особого труда. Хуже всего было то, что стихия смыла с палубы принайтованные запасы минералки в канистрах. А остаться в море без воды – это штука крайне невеселая…
Платонов сидел на палубе и, пригорюнившись, размышлял о том, что, учитывая отдаленное расстояние до берега, самому не выкрутиться. Теперь очень хотелось встречи с каким-нибудь плавсредством, где можно разжиться водичкой. А то ведь человек – существо деликатное, забортной водой пользоваться не привык. Какой-то минимум у него, конечно, еще имелся, но этой мелочью проблему не решишь.
Когда Мефодий только начинал путешествовать, трудности были одним из основных факторов, с которыми приходилось сражаться. Время шло, и многое, когда-то первоочередное, незаметно ушло на задний план. Во всяком случае, неизбежные тяготы уже не играли для него такой роли. Да и одиночество, так тяготившее ранее… С годами Мефодий стал ощущать, что его, этого самого одиночества, просто нет – рядом всегда кто-то присутствует. Те же альбатросы, киты, дельфины, вода океанская… Все – живое. Да и над нами всеми кто-то есть, кто ведет, наблюдает. Помогает. Путешественник машинально потрогал старый православный крестик, принадлежавший когда-то еще его деду. Да, он скучал по человеческому общению, семье, друзьям, но ведь Мефодий сам выбрал такую судьбу. И ко многому привык. Но иногда бытовые трудности возникали и все же становились во главу угла. Прямо как сейчас. Оставалось ждать.
– Ну, слава богу, – приободрился Мефодий, повеселевшими глазами наблюдая, как после четырех часов продвижения по морской глади к нему приближалась шикарная бронированная моторная яхта.
Вскоре судно уже можно было рассмотреть во всей красе. Судя по изображению на борту, плавсредство под названием «Киренаика» было ливийским. На площадке этого чуда техники наблюдался даже небольшой вертолет. Изящная «стрекоза» словно дремала перед очередным полетом, в котором она сможет расправить крылья. На палубе вооруженная охрана подозрительно присматривалась к судну под российским флагом. Пора было обратиться с речью, а то ведь уйдет яхта…
– Здравствуйте, с вами говорит российский путешественник Мефодий Платонов, – заговорил россиянин по-английски, держа в руках рацию. – Совершаю кругосветное путешествие и нуждаюсь в помощи. Прошу помочь мне пополнить запасы пресной воды. Штормом имевшуюся у меня в наличии воду смыло за борт.
Но, несмотря на просьбу, которая остановила бы любого моряка, судно и не собиралось замедлять ход.
– У нас на это нет времени, – прозвучал в рации голос с яхты, не удосужившийся даже представиться.
– Но это же дело нескольких минут, – даже растерялся от такого неожиданного отказа Мефодий.
– Вам же ясно объяснили: мы спешим, – на яхте были непреклонны, – здесь хватает судов. Так что без помощи не останетесь.
– Вот же уроды… – протянул Платонов, подобрав точное определение по адресу тех, кто остался глух и равнодушен.
Покрутив головой, он смотрел, как красавица-яхта полным ходом, оставив «Помора» в стороне, удаляется как ни в чем не бывало. Сказать, что на пути Платонова встречалось много судов, было, мягко говоря, преувеличением. За последние дней пять плавания Мефодий наблюдал их очень немного. Во всяком случае, оставшаяся позади часть океана очень ярко иллюстрировала, что мореплаватель здесь в большинстве случаев может надеяться только на себя. Правда, «Помор» уже входил в места куда более оживленные, но все же…
Для человека, считающего себя моряком, нарушить одну из главных, а наверное, и самую главную морскую традицию – помощь в беде встреченному в море, дело просто немыслимое. С одной стороны, это правила, так сказать, хорошего тона, а с другой – все объясняется предельно просто. Ведь и ты сам, в каком бы распрекрасном положении ни находился, завтра можешь оказаться точно в такой же ситуации, как и встреченный тобой бедняга на волнах. Но, видимо, такие мысли были чужды тем, кто сейчас находился на борту уходившей за горизонт «Киренаики».
– Нет времени… – вздохнул Мефодий.
На него вдруг накатила волна воспоминаний о его морской жизни, начиная с Нахимовского и по сегодняшний день. Перед глазами вставали люди, встречавшиеся на пути. Много их было – и плохих, и хороших. Но больше, гораздо больше все же хороших. Тех, кто ему, когда-то зеленому несмышленышу, вкладывал в голову правила – «что такое хорошо и что такое плохо». Благодаря морским волкам, насквозь просоленным морем, Мефодий и стал тем, кто есть сейчас. И, слава богу, знает, что такое рука, пришедшая на помощь.
«Да и черт с ними! – наконец плюнул Платонов. – Пара бутылок и маленькая канистра на кухне пока есть, а там, будем надеяться, кого-нибудь встречу».
Кого бы хотелось ему встретить сейчас, так это Виталика Саблина. Мефодий вспоминал то время, когда впервые судьба свела их в Нахимовском. Именно там они и стали моряками. Там началась, по существу, настоящая жизнь – когда ты уже знаешь, кто ты и куда дальше поведут тебя эти самые жизненные дороги. Там, в Нахимовском, они вместе с закадычным дружком Виталиком переживали и трудности, и радости. Даже в девчонку – и то в одну и ту же влюбились! Слава богу, хватило ума понять, что девчонок еще будет много, а таких друзей можно больше и не встретить…. Мефодий улыбнулся. Да, было время!
Теперь же вокруг плескалось безбрежное море. И никого на горизонте. Иногда Платонов сам себе задавал вопросы: а где же он чувствует себя наиболее комфортно? Путешествий на его веку было столько, что если разделить все это на людей с обычными запросами, то, наверное, хватило бы на несколько десятков. Он побывал и в океанах, и в горах, и на Северном полюсе, и в жарких пустынях. С течением времени Платонов сам дал ответ – лучше всего ему в дороге. Нет, конечно, дом – это то, без чего жить нельзя. Но все же для него дорога была тем, где он жил, ради чего существовал.
Конечно, в каждом путешествии Мефодий чувствовал себя по-разному, да что чувствовал – проживал. Путешествия – это тяжелая, подчас смертельно опасная работа, когда ты не знаешь, что будет с тобой завтра. В то же время во время экспедиций есть возможность подумать о смысле жизни, о своем предназначении. И, наверное, самые светлые мысли приходят здесь, в море. А плохое настроение случается здесь гораздо реже, ведь таких ощущений, как в море, не получишь нигде. Здесь, где ты предоставлен бескрайним волнам, которые могут тебя убить, а могут нести вдаль, к неизвестному. Ради тех ощущений, ради той красоты стоит, наверное, жить. Идти вокруг света и переносить все трудности, встречающиеся на пути.
15
Белое авто вылетело на площадку у берега и резко затормозило, подняв небольшой столб пыли. Дверца распахнулась, и из салона выскочил Саблин, стремглав бросившись к причалу, от которого его отделяло вытянутое одноэтажное строение. Сидевший за рулем Нагибин остался внутри. Спустя минуту Боцман уже был на том самом причале, где недавно «кришнаитами» был замечен Пятаков. Под ноги Виталику бросилась небольшого росточка собачонка, но он в такие моменты шутить не любил, и поддетое ногой животное взмыло в воздух, приземлившись в метре левее. Обиженно тявкнув, пес ретировался, быстро сообразив, что от таких субъектов лучше держаться подальше.
Каплей, выбежав на причал, увидел лишь уходивший на полном ходу круизер с псевдокришнаитами.
– Опоздал! – хрипло произнес он, добавив к этому несколько замысловатых выражений.
