дальше. К половине девятого вышел к ущелью. Постоял пару минут, созерцая обросшую лесом исполинскую трещину. Начал медленно спускаться. К девяти выбрался из леса и, цепляясь за корни, оплетающие склон, съехал с глинистого обрыва. Найдя проход в беспорядочных нагромождениях валунов, он припал к ручью и долго вкушал прозрачную, обалденно чистую воду. До полного наступления темноты оставалось часа полтора, можно было позволить себе привал. До полдесятого Туманов лежал в укромном местечке между камнями, наслаждался чистотой воздуха и наблюдал, как медленно, подчиняясь закону времени, темнеет небо. В девять тридцать собрался встать и начать восхождение, но, услышав шуршание гравия, передумал. Только и успел сжаться в пружину – во избежание летального исхода…
Некуда тут было прятаться. Сам заплыл в сети. Никто не звал… Хорошо, что их было только двое. Один шагал по кромке воды – на плече «пэпэшка», в глазах сосредоточенное выражение. Второй – позади и чуть в стороне, ближе к камням. Этот заметно отдувался, потому что тащил на загривке мешок, похожий на картофельный, и мешок явно не пустовал.
«Фартовый ты сегодня парень, – подумал Туманов, нащупывая под рукой увесистый валун. – Просто везунчик».
Он сознательно пошел на упреждение. Стычки не избежать, это железно. Так какого же тянуть? Он вскочил на ноги – защищайтесь, судари… Сработал фактор «не ждали» – шедший впереди пришел в замешательство. Туманов швырнул голыш и попал в детородный орган (чтобы таких же не делал). Прием, конечно, подлый – тут уж никакая выдержка с накачкой не спасут. Человек жалобно взвыл и сложился пополам. Готов. «Сотрясение» заработал… Недолго думая, он бросился на второго – тот успел поднять голову – ударил с боксерским напором, в челюсть. Человек уронил мешок, отпрянул. Попытался дотянуться до рукояти автомата на груди, но получил второй ломающий удар и отлетел на камни. Первый, ослепленный болью, собирался предпринять отчаянный демарш, даже клацнул затвором. Но схлопотал вторично по детородному хозяйству (экое постоянство…) – на этот раз ногой, что со стороны Туманова было вообще верхом свинства.
– А это тебе мой постскриптум, – заявил он без юмора, подходя вплотную и мощно впечатывая снизу вверх в подбородок.
Предыдущий поверженный, лежа на коленях, отыскал наконец рукоятку «пэпэшки», но Туманов отобрал у него автомат и выдернул ремень, наброшенный на шею.
– И тебе постскриптум… – сказал и сделал. Челюсть от удара сломалась – так явственно прозвучал хруст.
Какие-то странные они оказались, эти двое. Если с предыдущими (лицами славянской и таджикской национальностей) было сравнительно ясно: отморозки, молотящие «на дядю», – то в этих присутствовало нечто энигматическое. Одеты в черное, плотно облегающее, с воротом «апаш», на ногах прорезиненные сапожки до икр, прически «под бобрик». И сами никакие на русаки. Монголоиды или что-то к ним близкое, хотя и не обязательно. Скулы широкие, но глаза с нормальным (почти не узким) разрезом. Полукровки. Либо нация такая – особенная. Помимо автоматов вооружены штык-ножами – не «акаэмовскими», стиль поизящнее. Карманов нет. Шмон исключается.
Туманов охватил все это одним взглядом. В округе пусто, но пустота обманчива. В пустоте таится нечто… Убегать надо – в любом случае. Он повесил на спину «пэпэшку», рассовал по карманам три рожка и поднял голову, собираясь глянуть, как там его «поднадзорные»…
И похолодел, почувствовав ежа в животе.
Мешок, упавший с хребта «монголоида» и совершенно им позабытый, подозрительно шевелился…
Свинья там, что ли?
Подойдя поближе, он разобрал утробное урчание. Присел на корточки. Чудеса. Мешок определенно был чем-то недоволен и сдавленно выражал эмоции. Не обжечься бы. Туманов развязал грубые тесемки, развел в сторону обтрепанные края мешковины – уже жалея о своем любопытстве и сильно подозревая, что открывает ящик Пандоры.
Из серой мешковины выбрались два связанных в запястьях кулачка и с ходу врезали ему по лбу.
Мать моя женщина… А он забыл про нее! Придя в себя, Туманов судорожно схватился за нож, перерезал веревки и, отодрав пласт изоленты, обмотавшей всю нижнюю часть лица – маска, да я тебя знаю! – залился смехом. Перед ним сидел взъерошенный чумазый чертенок с вытаращенными глазами.
– Привет, чунга-чанга, – забормотал он сквозь хохот, – безумно рад тебя видеть. Чего дерешься?
– Туманов… родненький… – Алиса Русакова бросилась ему на шею, заревела взахлеб.
– Эй, эй… – он попытался отодрать девочку от себя. – Ты меня не шокируй, Алиса. Что за дела мокрые?
– Ты куда нас завез, Туманов?! – У Алисы началась истерика. Она замолотила кулачками по его груди, слезы брызнули в лицо. – Ты куда нас завез, Тума-анов!!!
– Ну так ить я… – он начал было оправдываться. И замолк. Какие слова? Не будет она внимать его словам. Да и права девчонка по крупному счету. Сам завез, Сусанин. Бабу послушался.
– Они убили их всех, Туманов! – Алиса колотилась в его грудь кулачками, как в закрытую дверь. Колотила яростно, даже больно. – Они всех убили, слышишь?.. Папу, Раневича, дядю Борю… Тетю Надю, тетю Галю!.. Слышишь, Туманов, они их всех убили!.. Это ты виноват, Туманов… Ты нас завез, ты!
Она повторила это раз двадцать. А он с несвойственной ему теплотой гладил девочку по головке, не зная, как утешить. Да и надо ли ее утешать? Пусть осознает, пусть смирится. Так лучше. Главное, кто-то рядом и не даст ей загнуться от тоски. А дети – они отходчивы. Они не склонны усугублять свое горе и возвеличивать отчаяние, что характерно для некоторых взрослых.
Внезапно Алиса оторвалась от Туманова. В заплаканных глазенках заблестела недетская ярость. Она сжала кулачки. Выбросила из правого указательный пальчик и ткнула в разбросанные по камням тела.
– Убей их, Туманов! Слышишь? Немедленно убей!
Туманов крякнул. Взял Алису на руки (никогда не носил детей), отнес к ручью и решительно усадил на плоский камень.
– Ребенок, ты не по годам жесток. А ну, сиди смирно и не оборачивайся.
– Я не буду, Туманов, оборачиваться. – Девочка подняла глаза. – Но ты их хорошо убей, ладно?
– Ладно, – буркнул он. – Будет плохо, переделаю.
При повторном осмотре он обнаружил у лежащего ближе к ручью тонкие лямочки на груди. Грубо перевернул его на бок. Надо же, проглядел. Рюкзачок-то имелся. Маленький такой, потому и невидимый. Аналог горбика. Реквизировав у парня нож, Туманов перерезал лямки, развязал узел рюкзачка, перевернул его вверх дном и вытряс содержимое на гальку. Стандартный набор начинающего спецназовца, промышляющего вблизи базы: аптечка в жестком пенале, веревка, фляжка, чистая ветошь, две плитки горького шоколада, галеты и зачем-то стальной карабин-прищепка из альпинистского снаряжения, а также репеллент и фонарик. Туманов принялся распихивать трофеи по многочисленным карманам.
Монголоид зашевелился. Ресницы дрогнули, не спеша поползли на лоб. Спим, парни, спим. Тихий час. Туманов сцапал парня пятерней за воротник, приподнял; нанеся короткий, но убедительный удар, уложил обратно. Повторил процедуру со вторым «пострадавшим». До полуночи не очнутся. Но рисковать не стоит. Он разрезал веревку на две половинки, связал первого. Способ не гуманный, но он сегодня и не гуманист. Надел петлю на запястье и плотно связал руки. Приподнял голову за волосы и, перекинув веревку за горло, подтянул связанные руки ближе к голове. Натянул шнур, заставив противника согнуть ноги в коленях, и связал их в районе голеностопа тем же узлом. Повторил процедуру. Оттащил тела за камни – с глаз долой.
– Ты убил их? – спросила Алиса, когда Туманов подошел к ней сзади и тщательно укутал все еще подрагивающую девочку в разрезанную мешковину.
– Не извольте сумлеваться, мэм, сделано в лучшем виде! – Он поднял ее вместе с мешковиной, пристроил поудобнее и понес через ручей.
– Да я и сама с ногами… – слабо запротестовала Алиса, но Туманов прервал ее мягко, но решительно:
– Знаешь, дитя, мне проще тебя тащить на себе, чем вести за руку. Так что помолчи какое-то время и не давай советов. И вообще, Алиса, давай договоримся сразу: я не умею обращаться с детьми – у меня их никогда не было. Поэтому будь добра, веди себя как взрослая.
Через пять минут он уже поднимался на крутую горку – боком, словно лыжник. Алиса помалкивала и
