большее, чем могу дать тебе я.
— Нет, — сказал он, и слезы выступили у него на глазах, я имею право на то, что ты обещала мне… в горе или в радости, в здравии или болезни… пока смерть не разлучит нас. Там ничего не говорилось о том, что все это можно разрушить, если выяснится, что ты не можешь иметь детей. Да, это ужасно. Признаюсь, это огорчает и меня. Но я ведь женился на тебе… и люблю я тебя. И если мы не можем иметь детей, значит, такова наша судьба. Может быть, мы когда-нибудь кого-нибудь усыновим, может быть, мы придумаем что- нибудь другое, может быть, будет изобретен какой-нибудь новый, фантастический способ лечения лазером, и это поможет тебе, а может, и нет, но меня это все не интересует, Ди… — Он взял ее руки в свои, в его глазах блестели слезы. — Я просто очень хочу, чтобы моя жена вернулась ко мне.
— Я люблю тебя, — сказала она тихо. Для них обоих это было ужасное испытание, самые черные дни в жизни Дианы, и она понимала, что они еще не кончились. Она носила траур в течение долгого времени и теперь не знала, снимет ли его когда-нибудь. Она не знала, сможет ли она стать такой, как прежде. — Просто я теперь в себе не уверена… что все это значит… в кого я теперь превратилась…
— В данный момент ты превратилась в женщину, которая не может иметь своих собственных детей, женщину, у которой есть муж, который очень ее любит, женщину, с которой случилась большая беда, а она даже не подозревала об этом… Вот кто ты теперь. Ты осталась тем же, кем и была. В тебе ничего не изменилось. Единственное, что изменилось, — это небольшая часть нашего будущего.
— Как ты можешь называть это «небольшой частью»? — Диана гневно посмотрела на него, но он еще сильнее сжал ее руки в своих, как бы пытаясь вернуть ее к действительности.
— Перестань, Ди. Она действительно небольшая. Что, если бы у нас родился ребенок и умер? Это было бы ужасно, но ни ты, ни я после этого бы не умерли, правда? Мы бы продолжали жить, постарались бы родить еще.
— А что, если б мы не смогли? — грустно спросила она.
— Какой у нас остается выбор? Разрушить две жизни, разбить хороший брак? Что в этом хорошего? Ди, поверь, я не хочу тебя терять. Мы и так уже потеряли очень многое… пожалуйста, Ди, ну, пожалуйста… помоги мне сохранить наш брак…
— Хорошо, я попробую… — сказала она грустно, но она не знала, с чего ей следовало начать, не была уверена в том, что сможет стать тем, кем она была раньше, и Энди видел и понимал это. Даже работу в журнале она теперь делала кое-как и сама знала об этом.
— Все, что тебе надо сделать, Ди, это постараться. День заднем, шаг за шагом, дюйм за дюймом… и, может быть, когда-нибудь этот день настанет… — Энди нагнулся и нежно поцеловал ее в губы, но на большее он бы теперь не осмелился.
Они не занимались любовью со Дня Труда, и он после этого не смел приблизиться к ней. Она сказала ему, что теперь нет смысла для них заниматься любовью, потому что это бесполезно. Ее жизнь кончилась. Но сегодня ночью Энди заметил проблеск надежды, в жене промелькнула слабая тень от того человека, которым она была до того, как доктор Джонстон сказал ей, что она не сможет иметь детей.
Он снова поцеловал ее и потом помог выбраться из машины, и они рука об руку пошли к дому. Вот уже несколько месяцев они не были так близки, и ему хотелось заплакать от облегчения. Может быть, для них снова забрезжила надежда.. . Может быть, они смогут еще все исправить. Он уже давно перестал верить в это. А теперь… Может быть, в конце концов этот День Благодарения не был для них таким уж черным днем. Он улыбнулся, глядя на нее, а Диана, снимая пальто, рассмеялась, вспомнив выражение лица Гейл, и призналась мужу, что в тот момент ей действительно было очень плохо, но в глубине души она насладилась этой сценой.
— Может быть, это отрезвило ее, — усмехнулся Энди, и они пошли на кухню. — Послушай, почему бы тебе не позвонить матери и не сказать, что с тобой все в порядке, а я пока приготовлю тебе сандвич с копченой колбасой. Вот увидишь, он будет великолепный.
— Я люблю тебя, —тихо произнесла Диана.
Энди еще раз поцеловал ее, а она начала медленно набирать номер родителей. К телефону подошел отец, но его едва было слышно за шумом и гомоном детских голосов.
— Пап, это я… я хочу извиниться…
— Я очень беспокоюсь о тебе, — перебил он, — я видел, как ты расстроена, и ужасно мучился от того, что не знал, чем могу помочь. — Отец знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что эта вспышка явилась кульминационным моментом ее страданий, и, наблюдая эту сцену, он чувствовал боль за нее, ему показалось, что он теряет свою дочь.
— Мне кажется, что теперь со мной все в порядке. Наверное, сегодняшний вечер пошел мне на пользу. Но я очень со жалею, если испортила вам День Благодарения.
— Совсем нет. — Он улыбнулся жене, зашедшей в гостиную узнать, кто это звонит. Он шепнул ей, что это Диана. — Это дало всем тему для разговора. И действительно, новости были свежие, — пошутил отец, но мать с грустью посмотрела на него. Наконец-то дочь рассказала им. Она глубоко переживала все случившееся, жалость и сострадание к Диане разрывали ей душу. — Я хочу, чтобы ты звонила нам в любой момент, когда тебе это понадобится. Обещай мне, что с этого момента ты всегда будешь так поступать, хорошо?
— Да, я обещаю, — сказала она, чувствуя себя совсем как ребенок и глядя в другой конец кухни на мужа. Он снял пиджак, закатал рукава и выглядел ужасно занятым. И, в пер вый раз за долгое время, — спокойным.
— Мы всегда с вами, Диана, всегда, когда бы вы ни пожелали.
Глаза Дианы наполнились слезами, так же, как и глаза ее матери, стоящей рядом с отцом и слушающей их разговор.
— Я знаю, папочка. Спасибо. И передай маме и сестрам, что я извиняюсь перед ними за свою выходку. Пожалуйста, пап.
— Конечно, передам. Пожалуйста, береги себя. — Его глаза увлажнились. Он очень любил ее, и мысль о том, что ей плохо, была невыносима.
— Хорошо, папочка. Ты тоже… Я люблю тебя. Повесив трубку, Диана вдруг вспомнила день своей свадьбы. Они с отцом всегда были очень близки, они были близки и сейчас, хотя она и не рассказала ему обо всем. Но она знала, что если бы захотела, то могла бы это сделать. То, что он сказал, была правда: родители всегда были рядом и всегда были готовы помочь, и она это знала.
— Салями, копчености, сервелат, ты готова съесть это все? — спросил Энди, с важным видом подходя к ней. Через одну руку он перекинул полотенце, а в другой держал огромную тарелку с сандвичами. Им вдруг показалось, что они собираются что-то справлять, и это было довольно странное чувство. Но в какой-то мере они действительно праздновали. Они опять нашли друг друга, а это был не пустяк. Они уже были почти на самом дне пропасти, и теперь, вдруг, поняв это, начали потихоньку карабкаться обратно на скалу. Счастливого Благодарения!
Чарли приготовил для Барби великолепную индейку. Она нигде не задержалась и пришла домой вовремя, все еще чувствуя себя виноватой после годовщины их свадьбы, так что они на этот раз благополучно сели вдвоем за праздничный стол. И все-таки у Чарли было такое чувство, что между ними появилась какая-то трещина. Он осознал это еще некоторое время назад, возможно, когда она вернулась после Дня Труда из Лас-Вегаса, а может, даже раньше. Вернувшись тогда, Барби вся горела от возбуждения, когда рассказывала Чарли о представлениях, на которых они побывали, и о друзьях, которых она повстречала там. Потом звала Чарли пойти с ней куда-нибудь потанцевать, но он чувствовал себя для этого слишком уставшим и в любом случае не считал себя хорошим танцором. Барби начала жаловаться на то, что он запирает ее в четырех стенах, и на то, что он слишком консервативен, даже в манере одеваться. Его одежда действительно не была новой и модной, потому что он уже давно ничего не покупал себе, а только жене. «Может быть, Марк был прав, — размышлял Чарли про себя, — мне действительно не следовало отпускать Барби в Лас-Вегас».
С момента ее возвращения она почти все время проводила с подругами, ходила с ними в кино и на вечеринки, а однажды даже позвонила и сказала, что слишком устала, чтобы ехать домой, и решила остаться »а ночь у Джуди. Он никогда не делал ей замечаний, но, конечно, ему это не нравилось. Он поделился своими проблемами с Марком, и тот опять посоветовал ему держать жену на «коротком поводке», иначе ему придется пожалеть.
