– Вы еще не поняли? Алексеем Михайловичем.
– Не похожи вы что-то на Алексея Михайловича. Но ладно. Слишком большие надежды я питаю на встречу с сенатором.
– Не вы один, Артур Кириллович.
– Что вы хотите сказать?
– Есть еще по крайней мере один человек, питающий надежды на встречу с сенатором. Долго объяснять. Коротко примерно так – если этот человек встретится с сенатором раньше вас, то результаты вашей встречи будут непредсказуемы.
– Вы сами поняли, что сказали?
– С трудом, – Павел засмеялся. – Сенатору готовят западню. Какого рода западня, вас не касается. Интерпол и ЦРУ героически противостоят этим козням, но что из этого выйдет, зависит в том числе и от вас.
– Не верю я вам, гм, Алексей Михайлович… Вы отдаете себе отчет, что ваши действия смахивают на действия террориста?
– Неужели? – Туманов почувствовал злость. – Несколько дней назад, Артур Кириллович, в открытом море взорвался катер с гражданами России. Не выжил никто. Позапрошлой ночью в одном из отелей Барабоа банда местных жителей прирезала четверых приезжих – подданных другого государства. На следующий день аналогичная банда, если не та же самая, расстреляла ресторан в центре Барабоа, в результате чего погибли и получили ранения не меньше десяти человек. Следующей ночью был убит еще один гражданин России – его машину столкнули в водосток, а самому перерезали горло. Действует местная мафия, которую возглавляет некто Бруно Крэйг, провозглашающий себя другом сенатора Стэнхилла. Против самого сенатора зреет провокация. И после этого вы считаете, что мои тактичные и в общем-то мягкие действия похожи на действия террориста?
Предприниматель слегка побледнел:
– Типун вам на язык. Впервые слышу об этом… Что вы собираетесь делать с Алексеем Михайловичем… с настоящим Алексеем Михайловичем и моими пацанами?
«Неужели его и впрямь тревожит судьба его людей?» – мысленно усмехнулся Туманов.
– К стенке не поставлю, не волнуйтесь. Посидят в подвале. Вернетесь – торжественно выпустите их на свободу.
– А если не вернусь?
– Ну, я не знаю, – Туманова начал разбирать смех. – Оставьте им лопату, что ли. Сколько нужно дней, чтобы сделать подкоп? Обеспечьте их продуктами – скажем, на месяц. Памперсами или чем там…
Где-то в кустах зазвенел телефон. Темницкий вздрогнул – узнал свою мелодию. Объявился Ордынкин с модным коммуникатором в протянутой руке. Темницкий сглотнул, уставился на свой связующий с миром элемент как на бомбу, которая вот-вот рванет.
– Включите громкую связь, – сказал Туманов, – и ответьте, ради бога. Сами же наводите на себя подозрения.
Голос в трубке принадлежал типичному американцу. Только янки так глотают и половинят слова, и без того не столь уж выразительные. Звонил конгрессмен Макгилберг – он называл Темницкого Артуром, а Темницкий называл его Вильямом. «А как бы называл его Макгилберг после предъявления романтического фото с видом на собор такой-то богоматери?» – подумал Туманов. Конгрессмен был в приподнятом настроении. Его рокочущий глас разносился по всему Каяки. О, он безумно рад слышать своего друга Артура, как дела в России, там по-прежнему снег, там по-прежнему белые медведи терроризируют русских алкоголиков в ушанках, бродящих по деревням с хлебом-солью и балалайками? Как здорово, что есть возможность встретиться, они с Этель ждут не дождутся (уж Этель-то точно все гляделки проглядела). Они уже на Патикае, к сожалению, губернатор штата не сможет приехать, срочные дела, но зато ожидаются банкир Вассенберг и сам прославленный генерал Хьюго Кларк, с треском проваливший прошлогоднюю операцию в Сирии, но – тсс, об этом никто не знает и знать не должен. Похоже, конгрессмен принял на грудь. Спрашивал, когда же наконец Артур подъедет. Туманов лихорадочно жестикулировал: рассмейтесь же, бизнесмен, обрадуйтесь, чего вы такой зажатый? Темницкий промычал несколько слов – на предмет того, что радость Вильяма – ничто по сравнению с его радостью. Что он с нетерпением ожидает встречи, что наконец-то они смогут обсудить свои животрепещущие проблемы, что он безумно рад познакомиться с известным сенатором, что катер будет в пять часов, что он с огромным удовольствием представит публике своего высокоодаренного специалиста по разруливанию сложных юридических казусов.
– Непосредственнее, Артур Кириллович, непосредственнее, – проворчал Туманов, когда вконец побледневший Темницкий отключил телефон. – Неужели мне придется краснеть из-за вас?
– Как бы мне из-за вас не пришлось, – огрызнулся Темницкий. – Ума не приложу, как представлю вас этому гламурному обществу. Подставите вы меня, сердцем чую, подставите…
Павел помылся, надел все чистое, что нашлось в гардеробе Сбруева – словно на смерть собрался. Неприязненно разглядывал себя в зеркале ванной комнаты. Разделся, побрился. Все равно чего- то не хватало в отражении. Он смотрел на себя и так и эдак. Не убеждало отражение. Не верю, сказал бы Станиславский и был бы прав. Новая идея давалась с трудом, он должен был ее выносить, взлелеять, свыкнуться, смириться. Но времени на все эти действия не было. Обреченно вздохнув, Туманов забрался в зеркальный ящик, нашел там ножницы, затаил дыхание и быстро, чтобы не было времени передумать, отстриг себе половину чуба. Получился уродец – к тому же мрачный, всем недовольный и склонный к пьянству. Дальше было веселее. Он кромсал себя ножницами и что-то напевал. Когда кромсать стало нечего и череп превратился в заросшую островками моха кочку, намылил голову, взял станок и принялся освобождать свою голову от остатков растительности. Смыл пену, недоверчиво ощупал голый череп. Как и всякий человек, он представлял свою голову ровной геометрической формы и страшно удивлялся, находя какие-то бугры, впадины, угловатости, в корне противоречащие представлению о мужественности и сексуальной привлекательности.
– Уродец вы, Алексей Михайлович, – сказал он своему отражению, натянул одежду, черные очки, чтобы было не так стыдно, и вышел из ванной.
– Что, Алексей Михайлович, вас уже без конвоя выпускают? – буркнул, мимоходом покосившись на него, Темницкий. Он шел в гостиную под присмотром Ордынкина. Туманов снял очки – Темницкий отшатнулся.
– Вы?.. Вот же черт попутал… – с усилием улыбнулся Артур Кириллович. – Принесли себя в жертву? Поздравляю. Думаете, это вас спасет?
Ордынкин заржал и показал большой палец, одновременно постучав другой рукой по лбу – дескать, совсем вы на головку долбанулись, Павел Игоревич.
Морское «такси» прибыло ровно в пять. Небольшая белоснежная яхта пришвартовалась к причалу в тот момент, когда четверо мужчин, все в темных очках, в хороших костюмах, выгрузились из джипа. Кошкин бросил ключи от машины светловолосому пареньку в униформе местной парковки. Тот кивнул и отогнал машину на стоянку.
– Когда вернетесь? – деловито спросил паренек, отмечая что-то в блокноте.
– Завтра к вечеру, – процедил сквозь зубы Темницкий.
«Если вернемся», – подумал Туманов.
Экипажу яхты, состоящему из двух матросов, было безразлично, кого и куда везти. Двигатель работал почти бесшумно, острый киль разрезал волны, яхта уносилась на восток. Еще не поздно было вернуться. Еще не прошли пресловутую точку невозврата. В море буйствовал сильный ветер, соленые брызги попадали в лицо. На корме возвышалась долговязая фигура Темницкого. Он стоял у края, держась за поручень, смотрел сквозь очки на солнце, уходящее на закат. А по курсу показалась цепочка островов. Топорщились пальмовые кроны. Между островами сновали суденышки не очень респектабельные – видимо, рыболовные посудины. Матрос в рубке начал плавно менять курс – яхта повернула на юго-восток. Цепочка островов осталась слева. Проплыл причал на сваях, у которого были пришвартованы два баркаса, коралловый риф, испещренный промоинами. Судно уносилось в открытое море.
Яхту подбросило на высокой волне. Палубу окатило брызгами. Темницкий оторвался от леера, побрел к трапу – внизу имелась каюта. Туманов отыскал глазами Кошкина, кивнул – давай, мол, не спи. Тот сделал страшные глаза, шутливо козырнул, засеменил за фигурантом. Туманов перехватил безразличный взгляд
