беглым взором, и оно не осело в сознании. А ведь это интересно... Но меня отвлекли. Из далеких глубин родного мира прозвучал писклявый вопль коротышки:
– Михаил Андреевич, ау, вы где? Вы живы?!
Я обрадовался, встреча с параллельными мирами отменялась. Подался к горке, заорал во все легкие:
– Степан, я здесь! Не заходи в пещеру! Беги к нашим, пусть тащат веревки, лианы – все, что есть! Сам не выберусь!
– Чего вы говорите?! Я не слышу, Михаил Андреевич!
– Степан, мать твою, не заходи в пещеру, кому сказано, глухня старая! – заорал я на пределе голосовых связок.
– Чего вы кричите, я ни слова не понимаю... Вот черт... А-а-а-а!!!!
Я сплюнул с досады, отставил в сторону ружье, спрятал фонарик в боковой карман и отправился ловить коротышку. Траекторию полета высчитал верно. Масса у Степана была небольшая, отсюда скорость и инерция до моих не дотягивали. Незачем взбираться на холм...
Он свалился практически на руки, отчаянно курлыкая и матерясь. Мы покатились по острым выступам в полу, обдирая бока. Лежали, приходя в сознание.
– Святая богородица, где я?.. Ну и прокатился...
– Ты практически в аду, Степан.
– Это вы, Михаил Андреевич?.. А почему так холодно? В аду должно быть жарко, сковородки, черти, запах масла и серы, все такое... А тут вообще никакого запаха... Где мы, Михаил Андреевич?
Я включил фонарик. Выглядел коротышка, конечно, не очень. Весь какой-то взвинченный, нижняя губа отвисла и тряслась, глаза блуждали. Но вроде целый.
В последующие минуты мы осмысливали занятное положение. На часах половина пятого, то есть до времени «Ч», когда в лагере объявят тревогу, еще долгих сорок минут. Бросятся искать – пройдет еще какое-то время. Найдут или нет – бабушка надвое сказала. Если найдут, будут вязать веревки, лианы, пройдет еще не меньше часа. Выбираться самостоятельно – смертельный этюд. Мы проделали несколько попыток, и все насмарку. До тоннеля – метра полтора практически отвесной стены. Пара выступов, но очень скользкие выступы, ноги съезжали, а головы бились. Мы могли повторить этот номер еще пару раз, и не исключено, что выбрались бы в тоннель. Но как подняться без ледоруба по гладкой ледяной горке? Для каждого шага нужно вырубать выемку. И не факт, что все пройдет благополучно. Можно добраться до выхода, а там неверное движение – и кубарем обратно... Степан предложил воспользоваться «моссбергом» – все же стальная штука, можно применить в качестве ледоруба, – но подобные предложения я даже не рассматривал; сойти с ума можно и позднее.
Пока возились, холод переносился терпимо. Но только встали – стужа вгрызлась в кости. Я начал проделывать комплекс упражнений. Помогло, но ненадолго. Сил трясти руками больше не было, а организм отдавал тепло моментально. Секундные стрелки тащились как неживые. С момента нашего «восхождения» на горку прошло всего каких-то двадцать минут. Степан подпрыгивал где-то рядом, бормоча, что он ни за что не замерзнет, ни за что не замер-р-р... Потом куда-то полез, отдуваясь и стуча зубами. А через пару минут сообщил срывающимся голосом:
– Михаил Андреевич, нам мамонт нужен?
– Ты что, дурак? – простонал я.
– Сами вы такой, – обиделся коротышка. – Реальный мамонт, в натуре говорю. Я за клык его держу. Ну, может, конечно, и слон, но что-то я сомневаюсь насчет слона...
Мозги отказывались работать, и все же я полез на гору – какое ни есть, а занятие. Коротышка оказался совершенно прав. Это был не просто мамонт – это было целое кладбище мамонтов! Огромные туши лежали вплотную, вповалку – из них и состоял этот неровный холм. Комьями бугрилась застывшая шерсть. Отсвечивали здоровенные стеклянные глаза, торчали длинные изогнутые бивни из «слоновьей» кости – кое у кого, впрочем, обломанные. Зрелище было настолько иррациональным, что я зажмурился, подумал, что все это мерещится мне от холода. Но нет, это было натуральное кладбище вымерших доисторических млекопитающих. Мы бродили по тушам, перелезая с одной на другую; я светил фонариком, сильно удивлялся. Остановился возле тушки мамонтенка, у которого в глазах до сих пор отсвечивала чуть не человеческая тоска.
– Любишь, говоришь, Степан, заводить новые знакомства?
– Люблю, Михаил Андреевич, ох, люблю... ну, если это приятные знакомства... Слушайте, а почему они тут лежат?
– Вымерли они, Степан... Все мамонты однажды скончались, помнишь? Вопрос в другом: что за место и почему они сохранились в первозданном виде? Допускаю, здесь отсутствуют бактерии, а если и залетают порой с улицы, то что-то их благополучно убивает. Но здесь не вечная мерзлота, они не в земле, это пещера, они просто лежат... Это Каратай, Степан, здесь не нужно сильно удивляться... Кстати, мы не первые, кто сделал подобную находку. Кое у кого из местных жителей я видел украшения из костей мамонта – они их носят как ни в чем не бывало... Эй, приятель, ты куда опять полез?
Новое «знакомство» оказалось неприятнее предыдущего. Практически под горкой, за изгибом оледеневшей стены, Степан натолкнулся на несколько окостеневших человеческих тел. Начал причитать, кручиниться, что скоро вот и мы точно так же... Батарейка в фонарике уже разряжалась, свет мерк. Это не были доисторические люди. Трое – двое мужчин и одна женщина. Тела прекрасно сохранились, одежда как новенькая. Седоватый мужчина с морщинистым лицом. Ватная жилетка поверх гимнастерки, галифе с лампасами, стоптанные ботинки, обмотки на голенях. Он лежал, вывернув ногу. Видимых повреждений на теле не было. От холода ли наступила смерть, можно было только догадываться. Прислонившись к стене, сидел черноволосый молодой мужчина в потертой кожаной куртке и яловых сапогах, облепленных грязью. Голова у него была свернута набок, часть черепа, противоположная входному отверстию пули, изрядно разворочена. В руке, лежащей на полу, был зажат револьвер системы «наган», отливающий вороненым блеском. На коленях у парня лежала русоволосая женщина в груботканой хлопчатобумажной юбке и мужской рубахе с косым воротом. Голова ее была отброшена, рот приоткрыт, глаза уставились в потолок. На уровне сердца – отверстие от пулевого ранения. Судя по одеянию, эти персонажи жили и «работали» в десятые – двадцатые годы двадцатого века – возможно, в период Гражданской войны. Оставалось лишь догадываться, что за драма тут разыгралась, отчего погиб пожилой. А двое молодых, очевидно, решили не дожидаться смерти от переохлаждения, предпочтя погибнуть от пули...
Коротышка – неизвестно зачем ему это понадобилось – решил избавить покойника от обузы стрелкового оружия. Начал вытаскивать «наган» из скрюченной длани... и когда рука с хрустом переломилась в локтевом суставе, с визгом отпрянул и спрятался у меня за спиной. Эти трупы были просто фарфоровые! Хрупкие ледышки. Десятилетиями к ним никто не прикасался, и все было нормально. Сущая «документалистика»... Находиться в этом кошмаре уже не было сил. Я схватил за шиворот причитающего Степана, поволок его к ледяной горке.
Фонарик погас. Мы сидели в кромешной темноте – сил шевелиться тоже не было. Холод осваивал организм. Застыли конечности, голова, охладевали внутренности. Когда кольцо сжалось вокруг сердца, я со скрипом поднял руку и взглянул на часы. Подсветка работала. Хотелось верить, что нас уже искали. Но тщетно это все – нам оставалась самая малость. Смерть от переохлаждения – штука безболезненная, ты просто засыпаешь...
– Степан, подъем! – тряхнул я засыпающего коротышку.
– Что, уже пора? – Он очнулся.
Я нащупал помповик, поднял под углом в потолок и выстрелил. Ружье упало, я снова его нащупал, впился в цевье негнущимися пальцами, кое-как перезарядил, еще раз выстрелил. Звучное эхо носилось по пещере. На миг мне показалось, что просыпаются мамонты, сейчас зашевелятся, поднимутся, трубно заревут... Я произвел еще несколько выстрелов и выронил ружье. Сознание затягивала пленка. Коротышка что-то бормотал, прижимаясь ко мне. Я обнял его – как котенка. Его лепет делался глуше, невнятнее, в какой-то момент он замолк. Я засыпал – потекли неявственные галлюцинации, видения, возникали люди, которых – я точно знал! – уже давно нет в живых... «Застрелиться, что ли?» – лениво подумал я.
...Отрывистые крики прорывались сквозь сон. Я прикладывал титанические усилия, чтобы проснуться, – тряс головой, приподнимался. Видения цеплялись за сознание, упорно не желали меня покидать. Забавные
