кусок говорящего мяса.
– Пожрать дадите? – забросил удочку Топорков.
– Кончилась жратва, – буркнул я. – Да и была бы – не дал.
– Да ладно вам, Михаил Андреевич… Простите подлеца на закате его дней… Ведь, если вдуматься, я не успел причинить вам особого вреда… Ну, поставлял информацию Стрижаку, ну, в Хижняка выстрелил – я просто испугался, что вы меня уже вычислили…
– Предал ты нас, Славик, предал, – покачал я головой. – Как последняя сука, предал.
– Вы путаетесь в формулировках, Михаил Андреевич… – Топорков сипло засмеялся. – Я не был предателем, я был агентом внешней разведки, а это разные вещи, согласитесь… Именно для этого меня забросили в Каратай, снабдив легендой об участковом… Я же на гэбэшника учился, два года в Приморском крае работал по линии контрразведки… Всего лишь работа, Михаил Андреевич, вы должны понимать, а не обижаться. Стрижак был моим куратором, я выполнял его указания… Да, если хотите, я был одним из тех заговорщиков, которых мы так старательно ловили… И Стрижак тоже… Да, мятеж провалился, но мы рассчитывали подкопить силы, пойти другим путем…
– Взорванный Каратай – работа твоих патронов?
– Боже упаси, Михаил Андреевич, как вы могли подумать… Наших боссов интересовал только бизнес в Каратае, алмазные месторождения, контроль над порталом в распадке Бушующих Духов… Их оттеснили от кормушки, их это не устраивало, они хотели свою долю, прижать Благомора и тех, кто с ним повязан на материке… То, что случилось, – это дичь, ей нет логического объяснения… Послушайте, Михаил Андреевич, а как там с нашими? Как Шафранов, Корович, ваша девушка? Я так часто вас всех вспоминал, ведь я серьезно к вам привязался…
Я чуть не дал ему по роже. Хватило бы удара, чтобы спровадить эту мерзость в мир большой пустоты. Почему я сдержался? Он не дождался ответа, начал монотонно повествовать, как провел этот год, как добрел после бегства до какой-то замшелой деревушки, где его приютила в обмен на услуги сексуального характера пожилая, но ненасытная вдова. Как прожил у нее почти три месяца, прячась в подполе в минуты роковые, как в деревню нагрянула банда – а он и не знал о событиях в урочище…
Я посоветовал ему написать мемуары и отправился спать. Соседство с гаденышем не вселяло никакого комфорта. Топорков вздыхал, ворочался – и уснул, скотина, раньше меня…
Пробудился я от криков и назойливой мысли, что жизнь вливается в привычное русло и со сном можно попрощаться. Подземелье оглашали крики. Я протрубил подъем.
– Топорков, колись, что это такое? Кому там не спится?
Топорков уже не спал, беспокойно ворочался.
– Ох, беда, Михаил Андреевич, банда Точеного, кажется, нагрянула… Обыкновение у них такое – днем дрыхнут, ночами колобродят, пьяные, укуренные… Давно их что-то не было… Они в округе промышляют, раньше частенько наведывались – жрачку забирали, девчонок к себе уводили – не очень страшных и не совсем больных… Особенно новенькие их забавляли. Случалось, что и возвращали, наигравшись… Особо не лютовали, без нужды в людей не стреляли, Гуськов с ними как-то договаривался… Ох, мать честная, их месяц, наверное, не было – что с нас взять? Еды хрен, женщины – сами видели какие…
Крики приближались, подошвы сапог с металлическими набойками стучали по каменному полу, как подковы.
– Кажется, дождь закончился, – оценила ситуацию Виола.
– Ох, нехорошо, хреновое у них сегодня настроение… Бухло, должно быть, кончилось… – сокрушался Топорков.
Мы заметались. Кинулись вперед, на прорыв, но я сообразил, что это глупо, и дал приказ к отходу. Мы побежали обратно, но и с той стороны уже доносился грубый хохот и голоса людей, явно не страдающих неизлечимыми заболеваниями. Мы попятились, я отдавил руку Топоркову.
– А-а-а-а!!! – закричал он от боли. – Что-то вы мелко, Михаил Андреевич, мстите…
– Заткнись!
Я кратко обрисовал товарищам возникший в голове план. Мы метались по углам, собирая запашистую мешковину, укрывались с головой. А голоса приближались, топали уже где-то рядом.
– В натуре, Грында, сукой буду… – Кто-то жадно проглатывал слова. – Все гномы трындят, тут баба новая объявилась – мол, такая фифа, просто обалдеть… Здесь она, куда ей деться… Всех смотреть надо, никого не пропускать, мы найдем ее…
Я всегда подозревал, что вызывающая внешность Виолы нас когда-нибудь погубит. Задумка не срабатывала.
– Слышь, Михаил Андреевич, а чего там у нас по плану «Б»? – подал голос догадливый коротышка.
– Нет никакого плана «Б», – прошептал я. – Мочим все, что шевелится…
Эти дурни и представить не могли, что их ждет. Блики света от фонаря скакали по стенам. Топали тяжелые бутсы, позвякивала амуниция. Бандюки отвязно ржали, матерились, глумились над кем-то, чисто чтобы поразвлечься. Похоже, они были обкурены в хлам.
– А кто у нас тут не спрятался? – Группа увешанных железом горилл вторглась в наш закуток.
Запищал Топорков. Его персона никого не взволновала. Он получил тяжелой бутсой по ноге и заткнулся. Мы старательно храпели под мешковиной. Эх, лучше бы они нас не трогали. Но они тронули – на свою погибель. Стали срывать с нас мешковину.
– О-о, – издал один из них звук очнувшейся «аськи». – Нашел, братва! Гуляем!!! Вы только гляньте, какая цыпа!
Швырок бедром – отличная подсечка! – и укурыш грохнулся оземь. Я провел «своему» нижний поддевающий удар в подбородок. Парамон махнул ножом, рассекая сухожилия попутно с задубевшей кирзой. Коротышка с воплем: «Дяденьки, не надо!» и с ювелирной точностью воткнул шаловливые пальчики в ноздри «боевика», провернул руку. Тот отпрянул, но коротышка уже прилип к нему, как пиявка.
Стычка была ожесточенной, но короткой. Бандиты даже на помощь не успели позвать. Мы старались не стрелять, работали вручную. Трое повалились – либо мертвые, либо без чувств. Коротышка никак не мог расправиться со своим оппонентом, что и понятно – взаимоисключающие весовые категории. Громила с разорванной носоглоткой прижал коротышку к стене, но я успел – обрушил тяжелый рубящий удар на загривок. Был еще и пятый, пустился наутек, понимая, что схватка проиграна всухую – Парамон метнул нож… и явно перестарался: лезвие вонзилось между лопатками почти по рукоятку; он, бедняга, весь измычался, пока его вытащил.
– Такая вот история, – резюмировал, приглаживая жидкие волосинки, Степан, – от нашей суровой справедливости еще никто живым не уходил.
– Что вы натворили, Михаил Андреевич… – потрясенно причитал Топорков. – Вам-то хорошо, вы сейчас уйдете, а нам тут жить… Да они же загнобят нас теперь, а меня убьют – потому что рядом с вами был…
– Хавку заткни, придурок… – зашипела Виола. – И что нам, подыхать надо было, чтобы тебе тут спокойно жилось?
– Извиняй, Топорков, – сказал я. – Неприятно, конечно, перед почтенным обществом, но только не перед тобой. Тебе же фиолетово, доживешь ли ты до утра?
Мы вывалились из пещеры – взбудораженные, еще не утратившие боевой настрой. Красота – дождь закончился, тучки разлетелись, луна светила, как прожектор. Подручные Точеного по «пленэру» не тусовались, блуждали где-то в подземелье. Но за спиной уже кричали – нашли тела.
– Работаем, – буркнул я. – Быстро, эффективно и безжалостно.
– Ух, сейчас мы кому-то наваляем, – храбро возвестил коротышка.
Бандиты прибыли на двух неэстетичных драндулетах. Мастера, занимавшиеся тюнингом, похоже, были фанатами «Безумного Макса». Первый драндулет интереса не вызвал – переделанный «под нужды» микроавтобус. Второй был уморительной комбинацией джипа и трактора. «Помесь лайки с балалайкой», – метко оценил Степан. Мощные колеса от грузовика, невероятный клиренс (Степан бы пешком прошел под машиной), широкие подножки, способные вместить взвод десантников, замысловатые переплетения решеток и труб, едва ли имеющих функциональное значение – а чисто так, по приколу. Окна закрывали стальные шторки и висящие гроздьями бронежилеты. Крышу венчало что-то вроде штандарта или христианской хоругви на жестко закрепленной мачте – кусок материи с аляповатым, плохо читаемым в темноте рисунком. Точеный, видно, слыл творческой личностью. Но это было именно то, чего нам не хватало
