– Там ничего не трогали? Гарнет опять ухмыльнулся.
– Ну да. Просто вынесли лишнюю мебель и бочки. Пространство важнее всего, знаешь ли…
– Как всегда, – вздохнул Паран и, ни слова больше не говоря, пошел к дому.
Шаги Парана отдавались гулким эхом, когда он подошел к длинному обеденному столу гостиной. Сидевшие на полу кошки бросились врассыпную. Паран снял дорожный плащ, бросил его на спинку стула. Потом сел на длинную скамью и устало прислонился к стене, завешенной гобеленом. Паран закрыл глаза.
Через несколько минут раздался женский голос:
– Я думала, ты в Итко Кане.
Он открыл глаза. Его сестра, Тавори, на год моложе, стояла в голове стола, положив руку на спинку отцовского стула. Сестра была как и прежде бледна, рыжеватые волосы подстрижены коротко, не по моде. Она стала выше ростом. Тавори больше уже не была неуклюжим подростком. Она безразлично разглядывала брата.
– Меня перераспределили, – ответил Паран.
– Сюда? Мы бы знали.
«Ах да, вы бы знали, неужели? Все бы только об этом и сплетничали», – подумал Паран.
– Все произошло внезапно, – сказал он вслух, – но произошло. Но я не останусь в Унте. Я здесь на несколько дней.
– Кто-то замолвил за тебя словечко? Он улыбнулся.
– К чему этот допрос? Или мы по-прежнему должны думать о нашем влиянии?
– Но ведь на тебе не лежит ответственность за семью, брат.
– Ах да, она лежит на тебе. Отец выздоровел?
– Он медленно выздоравливает. Здоровье у него слабое. Даже в Итко Кане ты…
Паран вздохнул.
– Все никак не оставишь меня в покое, Тавори? Все припоминаешь мой грехи? Я здесь всего на несколько дней, запомни. В любом случае, теперь семейство в надежных руках…
Ее бесцветные глаза сузились, но гордость не позволила ей ничего ответить.
– А как Фелисин? – спросил он.
– Занимается. Она не слышала о твоем возвращении. Она очень обрадуется и огорчится, что ты ненадолго.
– Она по-прежнему соперница тебе, Тавори?
– Фелисин? – фыркнула она, отворачиваясь. – Oна слишком мягка для этого мира. Для любого мира. Я полагаю, она не изменилась. Она будет счастлива видеть тебя.
Он посмотрел на ее удаляющуюся спину.
От него пахло потом, его собственным и конским, – дорога, грязь и все остальное…«Старая кровь и старый страх, – подумал Паран, оглядываясь. – Гораздо меньше, чем то, что я помню».
Вторая глава
С приходом Моранта беда
Постигла наши города.
Как корабли, что гибнут всем усильям вопреки,
Тяжелым камнем уходя под воду,
Так пали и они от императорской руки,
Теряя навсегда свою свободу…
В двенадцатый год той войны,
В год расколовшейся Луны,
Как страшный сон,
Как наважденье,
Ее явились порожденья.
Дождь смертоносный орошал
Край, некогда столь плодородный,
И жертв во тьме ночной искал
Ужасный нетопырь голодный.
Всего два города остались,
Что малазанцам не сдавались.
Один, исполненный отваги.
