– Меня может здесь не оказаться, когда они вернутся, – сказал он. – Скажи Мурильо, чтобы он все устроил, если меня не будет и если… что-нибудь произойдет. И если оно произойдет, передай ему, что глаза у нашего человека открыты, – Раллик наполнил свою кружку и тут же осушил. Потом встал. – Не желай мне удачи, – сказал он.
– А как насчет успеха? – поинтересовалась Миссе, тревога отразилась на ее широком лице.
Аномандер Рейк скрывает что-то. Барук был уверен в этом. Он сидел, задумчиво уставясь в огонь камина. В его правой руке была кружка с козьим молоком, а в левой кусок лепешки. «Почему Тисте Анди позволил Аймассу войти в захоронение?» Он уже задавал этот вопрос самому Рейку, сидящему напротив него, но ответ был неубедителен. Все, чего добился алхимик, было выводящее из себя самодовольство. Барук откусил кусочек лепешки.
Рейк вытянул вперед ноги и вздохнул.
– Странное время для еды, – произнес он.
– У меня теперь время для всего странное, – ответил Барук, жуя хлеб. Он сделал глоток молока.
– Я и понятия не имел, что и Повелитель Теней, и Опонны тоже вовлечены в это дело, – сказал Рейк.
Барук чувствовал, что Рейк смотрит на него, но сам упорно продолжал изучать огонь.
– Да, об Опоннах мне кое-что известно. Но не слишком определенное.
Рейк в ответ засопел. Барук отпил еще молока.
– Вам ваша рубашка ближе к телу, а мне – моя.
– Так мы ничего не добьемся, – резко произнес Рейк.
Алхимик развернулся в кресле так, чтобы видеть лицо Тисте Анди.
– Ваши вороны видели, как женщина и Аймасс вошли в захоронение. Вы все еще верите, что им не удастся сделать то, что они хотят?
– Разве? – возразил Рейк. – Мне казалось, что так считаете вы, Барук. Зная все то, что я знаю, я нисколько не беспокоюсь, преуспеют ли они или нет. Битва нас ожидает в любом случае. Я полагаю, что если бы существовал способ избежать се, вы бы его нашли. Судя по всему, вся ваша миролюбивость пропадает, когда речь заходит о Малазанской империи. Лейсин знает только одно: силу. Она не замечает силу, пока та не проявит себя, а потом она обрушивается на нее со всем запасом своей мощи.
– И вы просто ждете, когда все это произойдет? – помрачнел Барук. – Так и пропадают города. Так и гибнут тысячи людей. Это что-нибудь значит для вас, Аномандер Рейк? Так, как значит для вас ваша конечная победа?
На губах Хозяина Лунного Семени появилась натянутая улыбка.
– Какая точная формулировка, Барук. В этот раз Лейсин хочет Даруджистан. Я собираюсь это предотвратить. Но разрушить город, чтобы опередить ее – это слишком просто. Я мог бы это сделать уже давно. Нет, я хочу сохранить Даруджистан таким, какой он есть. И вне досягаемости Лейсин. Это, алхимик, будет победа, – он не сводил с Барука серых глаз. – Иначе я не искал бы союза с вами.
– Да, если только вы не собираетесь предать меня, – помрачнел еще больше алхимик.
Рейк помолчал, разглядывая свои руки, лежащие на коленях.
– Барук, – мягко начал он, – каждый опытный воин знает, что одно предательство порождает цепь себе подобных. Единожды допущенное, будь оно направлено против врага или же союзника, оно предоставляет всем остальным свободу действий, всем – от самых низших чинов до твоих помощников, охранников и офицеров. Мои люди знают о союзе с вами, алхимик. Если бы я предал вас, я больше бы не был Повелителем Лунного Семени. И это было бы правильно.
Барук улыбнулся.
– И кто же стал бы судить вас, Рейк?
– Прежде всего, Каладан Бруд, – немедленно отозвался Рейк. – Потом мои четыре мага-убийцы. И даже Силана, обитательница пещер на Лунном Семени, могла бы взять на себя труд осудить меня. Я могу вспомнить еще многих, Барук, очень многих.
– Так вас сдерживает только страх перед ними, Сын Тьмы?
Рейк нахмурился.
– Этот титул придуман теми глупцами, которые считают, что я жажду поклонения. Я не люблю его, Барук, и не хотел бы слышать его от вас. Сдерживает ли меня страх? Нет. Ни сила, ни страх не относятся к тем вещам, которые могут меня удержать. Только долг, – глаза Повелителя приобрели серовато-коричневый оттенок, он опять изучал свои руки, только теперь внешнюю сторону кистей. – У вас есть долг перед вашим городом, Барук. Он движет вами, заставляет вас действовать. Мне подобное чувство тоже ведомо. На Лунном Семени остались последние Тисте Анди в мире. Мы вымираем, алхимик. Должно появиться что-то невероятно великое, чтобы у моего народа вернулся вкус к жизни. Я пытаюсь, но у меня никогда не было способности воодушевлять. Даже Малазанская империя не заставит нас подняться на защиту самих себя, разве что теперь, когда мы в этом месте. Мы продолжаем вымирать. Даже мечом нельзя было бы уничтожить больше, – его руки соскользнули с колена. – Представьте, что ваш дух умирает, пока тело ваше еще живо. Причем живет не десять лет, не пятьдесят. Тело, которое живет пятнадцать, двадцать тысяч лет.
Рейк резко поднялся. Он посмотрел сверху вниз на молча сидящего Барука и улыбнулся улыбкой, которая кинжалом пронзила сердце алхимика.
– Долг удерживает меня, только долг, который свят сам по себе. Достаточно ли этого, чтобы сохранить Тисте Анди? Просто сохранить? Должен ли я поднять Лунное Семя к небесам, где мы и живем, где нет ни риска, ни угрозы? Что в этом случае я стану сохранять? Историю, точку зрения, – он пожал плечами. – История свершилась, а точка зрения Тисте Анди состоит в равнодушии, стоицизме и спокойствии, в пустом отчаянии. Стоит ли это все сохранять? Я думаю, что нет.
