– Там внизу что-то странное делается, – сказала она. – Приехала телега с городской стражей, вылез охранник и еще один парень, они вынесли Колла. Старый дурень едва жив, он ранен мечом в бедро. Они положили его в комнате Круппа внизу. Салти бросилась искать лекаря, но дела его плохи. Совсем плохи.
Миссе оглядела летающую по воздуху пыль, потом посмотрела на спящего Крокуса.
– А как же выглядит тот, другой? – поинтересовалась она.
Ирилта фыркнула.
– Достаточно хорош, чтобы с ним позабавиться, я бы согласилась. Сказал, что нашел Колла на Трясучке, истекающего кровью. Колл очнулся на время и сказал, чтоб он вез его сюда. Этот парень сейчас там, внизу, и ест за троих.
– Иностранец? – спросила Миссе.
Ирилта подошла к окну, выходящему на улицу.
– На Дару он говорит так, словно здесь родился. Но он сказал, что с севера, из Засеки, и из Генабариса. Он похож на солдата, я бы сказала.
– От Угря что-нибудь есть?
– Пока парня ведено держать здесь.
– А девчонку?
– Тоже.
Миссе громко вздохнула.
– Похоже, что Крокус от этого не в восторге. Ирилта посмотрела в сторону спящего Крокуса. «Действительно ли он спит?»
– Выбора нет. Сейчас у дома Маммота уже стоит засада из стражников. Конечно, они опоздали, но мы едва разошлись с ними, – Ирилта смахнула пыль с подоконника и облокотилась на него.
– Я клянусь, что иногда я вижу кого-то или что-то, но стоит моргнуть, и его уже нет.
– Я понимаю, о чем ты, – хрустя суставами, Миссе встала.
– Думаю, что и Угорь уже вспотел, – хихикнула она. Жизнь пошла веселая, подруга. И время не ждет.
Ирилта угрюмо кивнула.
– Не ждет, не ждет.
Капитан Паран в третий раз наполнил кружку. Не это ли имел в виду Тисте Анди, говоря о том, что удача отвернется от него? У него в жизни было всего три друга, что-то неожиданное для него, новое и, без сомнения, чрезвычайно ценное. Но Порванный Парус погибла… ее заменила девочка. Тук мертв. А теперь, похоже, и Колл собирается пополнить список потерь.
Он провел пальцем по лужице пива на столе, превратив его в реку и озеро, довел до щели в досках стола и смотрел, как пиво стекает туда. Он чувствовал, как его правая нога под столом намокает, но не двигался, уставившись в щель. Стол был сделан из прочных досок и поставлен на прочные грубые ножки.
«Как там сказал Рейк?» Паран встал и снял ножны с ремня. Потом положил их на стол и вынул Удачу.
Несколько завсегдатаев в баре умолкли и уставились на него. Скурв под стойкой нащупал свою палку.
Капитан ничего не замечал. Держа меч в правой руке, он воткнул его в щель стола и поставил вертикально. Раскачивая клинок, он вогнал его до середины толщины доски. Потом он опять сел и принялся за пиво.
Все расслабились и смущенно заговорили.
Паран глотнул пива, не сводя глаз с Удачи. «Как там сказал Рейк? Когда удача отвернется от тебя, сломай меч. Или отдай злейшему врагу». Он сомневался, что Опоннам это понравится. Значит, сломать. Меч долго пробыл у него. Он только раз использовал его в бою, когда ранил Гончую.
Он вспомнил слова одного из учителей его детства. Вместе с голосом на память пришло и тощее лицо. «Те, что избраны богом, – сказал учитель, – они отличаются от остальных смертных, их отделяют от них предательством или убийством. У тех, кого боги любят, они забирают друзей, одного за другим. И умерщвляют. И если ты тверд, если ты понимаешь, чего они хотят, боги улыбаются и кивают. Любое окружение тогда приближает тебя к ним. Так затачивается клинок, дитя, и в конце концов боги помогают тебе в твоем одиночестве, в вакууме, который сами создали вокруг тебя. Никогда не подавай виду, мальчик».
Неужели заточка клинка началась? Паран помрачнел еще больше. Неужели он виноват в том, что произошло с Коллом? Намек на возможную дружбу промелькнул, неужели этого достаточно, чтобы обречь человека на смерть?
– Опонн, – прошептал он, – тебе за многое придется ответить, и ты ответишь!
Он поставил кружку и поднялся. Потом он взялся за меч.
Взбираясь по ступеням корчмы Феникса, Калам замер. Вот опять ощущение, что на тебя смотрят чьи-то глаза. Это чувство, которое выработалось за время службы Когтем, четыре раза посетило его с того момента, когда в поле его зрения показалась корчма. Подобные чувства и помогали ему выжить, ничего дурного он в них не видел. Наоборот, ему даже казалось забавным, что кто-то может видеть, кто он и что он такое, а сам оставаться вне поле его зрения.
Он встряхнулся и вошел в корчму. Как только шагнул в душную комнату, то сразу почувствовал неладное. Он закрыл за собой дверь и подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Он услыхал чье-то
