и безмолвно плакать, глядя на дочь. Что, если это просто игра природы, случайные спазматические движения, что, если она так и не проснется?..
— Деточка, милая, пожалуйста… открой глазки… я так тебя люблю… Алли, пожалуйста!
Она всхлипывала и целовала кончики пальцев дочери, и тут впервые за четыре месяца ресницы Алисон затрепетали, веки приподнялись, глаза открылись, и она увидела мать.
Сначала она явно не могла понять, где находится и кто перед ней, и только затем, сконцентрировав взгляд, она увидела перед собой Пейдж и сказала:
— Мама.
Пейдж не смогла сдержать слез, она наклонилась и стала целовать лицо Алисон, ее волосы, слезы Пейдж текли по щекам дочери. И вдруг Алисон громко повторила это слово и посмотрела на мать. Этот звук мог показаться и просто хрипом, но это было слово, и самое сладкое слово, именно то, которое хотела услышать Пейдж: мама.
Пейдж показалось, что она просидела, плача, у кровати дочери целую вечность, но тут пришла Френс. Она тоже не могла поверить в случившееся.
— Боже… она очнулась! — Френс тут же побежала звонить доктору Хаммерману. К тому времени, когда он пришел, Алисон снова задремала, но на этот раз это был именно сон, а не кома.
Пейдж подробно рассказала доктору Хаммерману, что случилось, и он тщательно осмотрел Алисон. Вдруг девочка снова открыла глаза и посмотрела на него. Она не могла понять, кто это, и заплакала, глядя на мать.
— Все в порядке, милая, это доктор Хаммерман. Он наш друг, он поможет тебе… — Теперь ей было все равно, что и кто делает, ведь Алисой проснулась, она открыла глаза и говорила!
Хаммерман попросил Алисон пожать его руку, и та выполнила его просьбу. Он попросил ее сказать что- нибудь, но девочка молчала. Она перевела глаза на мать и покачала головой. Позже, выйдя в коридор, он объяснил Пейдж, что Алисон скорее всего практически утратила дар речи, а также большинство основных моторных рефлексов, и предстояло еще выяснить, в каком состоянии основные функции мозга.
— Впрочем, ее можно будет научить снова большинству этих вещей — ходить, сидеть, двигаться, есть. Она сможет научиться говорить. Нужно время, чтобы понять, насколько она сможет восстановить сознание, — сказал он. Но Пейдж была готова на все, на любой труд, только бы вернуть дочь к нормальной жизни.
После того как Хаммерман ушел, она позвонила Тригви и рассказала ему, что произошло.
— Минуточку… минуточку… успокойся… — На озере у него был сотовый телефон, и он плохо слышал ее. Он расслышал, что доктор говорил Пейдж что-то о моторных функциях, но не до конца понял, что именно. — Повтори это еще раз.
Она плакала и смеялась одновременно, и он не мог понять, что она говорит.
— Она говорила со мной… она говорила! — На этот раз Пейдж почти кричала в трубку, и он чуть не выронил ее из рук от неожиданности. — Она очнулась… она открыла глаза… увидела меня и сказала «мама». — Это был самый радостный миг в жизни Пейдж, с тех пор как Алисон появилась на свет… и с того дня, как они поняли, что Энди выживет. — Тригви… — Она не могла больше сказать ничего связного и только плакала, и у него на глазах тоже выступили слезы. Дети окружили его, они хотели знать, что же случилось — плохое или хорошее? Со слов отца пока это было невозможно понять.
— Мы приедем сегодня вечером, — быстро ответил он. — Я позвоню тебе. Мне нужно рассказать все детям. — Пейдж положила трубку и снова побежала в отделение, а он рассказал детям, что Алисон вышла из комы.
— Она выздоровела? — спросила пораженная этой новостью Хлоя.
— Об этом рано говорить, моя дорогая. — Он обнял ее.
Хоть бы Алисон выбралась из своей болезни. Тригви все время мучила мысль, что из двух девочек именно Алисон приняла на себя такие мучения. Но в душе он был рад, что судьба пощадила Хлою.
Вечером все они приехали в Росс, но Алисон к этому времени снова заснула — на этот раз обычным сном.
С нее уже сняли маску аппарата искусственного дыхания, но оставили в палате интенсивной терапии, чтобы наблюдать за развитием событий.
— Что она сказала? — потребовала подробностей Хлоя, когда все они расселись вокруг стола на кухне Торенсенов.
— Она сказала «мама». — Пейдж, всхлипывая, рассказала им все подробно. За ней начали всхлипывать Хлоя, Тригви и даже Бьорн, который всегда начинал волноваться, когда люди плакали. Во время рассказа Пейдж с Энди сидели, держась за руки.
Пожалуй, это был самый счастливый день в их жизни.
На следующий день Пейдж взяла с собой в госпиталь Хлою. Алисон открыла глаза и долгое время смотрела на Хлою, не узнавая ее. Потом наморщила лоб и сказала, обращаясь к матери:
— Девочка. Девочка. — Подняв руку, она указала на Хлою.
— Это Хлоя, — поправила ее мать. — Хлоя твоя подруга, Алли.
Алисон снова посмотрела на Хлою и кивнула — было похоже, что она узнала Хлою, но у нее не было слов, чтобы сказать об этом. Словно она очутилась в другой стране.
— Мне кажется, она узнала меня, — сказала Хлоя, когда они вышли из палаты, но отцу она сказала, что Алисон никак не смогла дать понять, что узнала ее.
— Ничего, нужно дать ей время оправиться, ей предстоит пройти еще длинный путь, прежде чем она полностью вернется к нам. — Если она сможет все-таки одолеть его.
— А как долго это будет продолжаться, папа?
— Не знаю. Доктор Хаммерман сказал Пейдж, что это Может занять несколько лет. Может быть, два или три года. — К тому времени ей будет восемнадцать лет, и ей придется сначала учиться тому, как сидеть, как ходить, как есть вилкой… говорить по-английски… Все-таки это ужасно!
Вечером Пейдж рассказала им, как прогрессирует Алисон. Теперь ею занимались сразу несколько врачей: физиотерапевт, специалист по моторным навыкам, логопед, работавший с больными, страдающими афазией или потерявшими речь после инсульта. В общем, следующие несколько месяцев она будет очень занята, и Пейдж тоже.
— А как же Тахо? — спросил ее Тригви ночью. Они собирались утром ехать обратно, и он хотел забрать с собой Энди после того, как тот посетит сестру в госпитале.
— Не знаю, — расстроенно ответила она. — Я не могу теперь оставить ее. — Что, если она снова погрузится в кому? Что, если она перестанет двигаться и говорить?
Правда, доктор Хаммерман сказал, что это теперь невозможно и ее можно спокойно оставить тут одну.
— Почему бы тебе не подождать неделю-другую? Ты можешь приехать попозже и вообще каждые несколько дней приезжать в Росс. Если хочешь, я буду отвозить тебя, ты будешь проводить там ночь, а утром возвращаться назад. Это нелегко, но все-таки легче, чем тебе пришлось в эти четыре месяца. Что ты об этом думаешь? — Он всегда был готов сделать что-нибудь для нее, чтобы облегчить ее жизнь.
— Это было бы неплохо. — Она улыбнулась и поцеловала его.
— Может быть, на этот раз мне стоит взять с собой Энди? Ему должно понравиться. — Они оба волновались — а что, если Алли не узнает его с первого раза! Тогда лучше всего увезти его и немного развлечь.
— Да, он будет в восторге, — согласилась она. Тогда у нее останется больше времени для Алисон — работы теперь прибавилось.
— Тогда на следующей неделе я заеду за тобой, и если это будет слишком рано, то мы проведем пару дней вдвоем, а ты приедешь еще через неделю.
— Слушай, почему ты делаешь для меня столько хорошего? — прошептала она ему на ухо, и он притянул ее ближе к себе.
— Потому, что я хочу тебя всячески соблазнить, — ответил он.
Когда Алисон проснулась, Пейдж сразу позвонила Брэду в Европу, и он был искренне рад. Он сказал, что не может дождаться их встречи. Но когда она произошла, он был расстроен точно так же, как Хлоя и Энди перед отъездом на Тахо, — он-то думал, что она воскликнет «папа!» и бросится к нему на шею, а вместо
