Вообще в районе Киева данный тип тянется полоской с Припяти через Днепр на Десну. Между Полоцко- Смоленской и Киевско-Черниговской полосами находок – разрыв.
Не знаю, как вас, но меня это заставляет сделать вывод, что если мечи эти сюда занесли и скандинавы, то в IX веке они ходили через Ладогу (кстати, в Ладоге-то каролингских мечей и нет!) на север, через Двину – на восток. Но не по Днепру на юг. В Киев они должны были тогда попадать с Запада по Припяти. Скандинавы? Может, это всё же были какие-то другие германцы? Или даже западные славяне? Значительно проще представить себе каких-нибудь ляхов, разжившихся в войнах на Западе мечом, а потом пришедших на Русь.
Между прочим, в Гнездове, в так называемых Больших курганах (где, как считается, хоронили «верхушку» того времени), со «стальными мечами из рейнских мастерских» соседствуют скрамасаксы – короткие мечи, излюбленное оружие саксов (хотя применявшееся и скандинавами). Может, нужно признать людей, похороненных в таких могилах, саксами. Теми самыми, которые жили в «датском» Хедебю, плавали по Балтийскому морю, когда скандинавов там ещё и не было, соседствовали с западными славянами и фризами и вполне могли завезти в ту же Ладогу упомянутые выше фризские гребни.
Единственный вид рукояток, получивший широкое распространение – тип III. Вот такие мечи нашли по всем, практически, водным путям Древней Руси (смотри границы её на карте, обозначенные линией точек). Но это, как мы помним, уже середина X – начало XI веков. То есть время, когда скандинавские наёмники привлекаются в дружины русских князей! И, конечно, вместе с ними плавают везде. Больше того, как вполне справедливо замечает Лебедев,
к. Чем южнее, тем хуже
До сих пор мы, говоря о захоронениях на Руси, касались преимущественно сожжений в ладье. Потому что, когда речь идёт о Северной Руси, именно их сторонники норманнского освоения русских просторов считают главным маркером скандинавства.
Но, между прочим: на юге Руси захоронений в ладье-то как раз и нет. Там главным признаком норманнского происхождения почему-то признаются трупоположения в срубных гробницах.
Зачин в этом сделан был Клейном, Лебедевым и Назаренко в сборнике «Исторические связи Скандинавии и России» [189]. По мнению авторов, даже те скудные сведения, которыми обладала археологическая наука на тот период, позволяли отметить сходство не только в устройстве камер в Киеве и в Бирке, но и в ориентировке на север, северо-запад и юго-запад. Погребальный инвентарь в киевских могилах, как правило, далеко не полный, также находил много аналогий в Бирке (оружие, конская упряжь, фибулы, игральные фишки, ларцы).
Однако всё оказалось далеко не так просто, как хотелось бы уважаемым авторам, опиравшимся на одну археологию да свою ярую приверженность норманистским идеям. К примеру, исследования антропологом Т. И. Алексеевой захороненных останков из киевских и черниговских могил привели её к выводу, что, по антропологическим данным, германская примесь в трупоположениях Киева не прослеживается, а в Шестовицах под Черниговым она незначительна. То есть в «скандинавских» могилах лежат не германцы.
А кто? Одной из особенностей срубных погребений Киевщины является захоронение вместе с ним женщины и коня. Вернее, как сообщает М. К. Каргер, в пяти срубных гробницах Киева похоронен «дружинник» с конём, в трёх его сопровождает женщина, а в двух есть и то, и другое. Ещё в одной ни коня, ни женщины нет, хотя в остальном она вполне соответствует характеристике срубных гробниц.
Захоронение с конём – черта, отсылающая нас к скифам, сарматам и другим кочевникам Причерноморских степей (например, аварам). Но сарматское и аварское влияние в Европе прослеживается далеко на север, вплоть до Прибалтики. К примеру, с III-IV веков у западных балтов распространяется обычай погребения с конём. Правда, это сожжение. При этом, как отмечают ряд исследователей, аналогичное сожжение встречается и в некоторых могильниках Гнездово.
Ещё одна цепочка, ведущая вглубь времён – кельтские захоронения в камерах. Их можно проследить до VII-VI вв. до новой эры. В первом столетии новой эры они получили распространение на территории нынешних Польши и Чехии.
В Швеции (Бирке) камерные трупоположения с конём появляются только в X веке. При этом, как признаёт тот же Лебедев, они генетически связаны с «княжескими могилами» Средней и Западной Европы. Правда, историк всё равно приписывает их германцам.
А С. С. Ширинский указывает, что есть множество параллелей между захоронениями в Киеве и в Великой Моравии. Например, с самыми богатыми срубными гробницами, по его словам, сопоставимы захоронения в Колине и Желенках. И там и там есть следы костров над могилами и остатки стравы (погребального пиршества языческих традиций), хотя в самих захоронениях находят нательные кресты. Этакая смесь язычества и христианством!
Так что причисление срубных гробниц к скандинавским ещё более натянуто, чем тот же вывод в отношении сожжений в ладье. Скорее, встаёт вопрос: а не являются ли срубные гробницы в Бирке (где их процентов десять) следствием проживания там славян? Тем более, в проживании в этом центре шведской торговли славян сомневаться не приходится, а вот характерную для них форму погребений в Бирке учёные как-то не выделяют.
Но даже и без этого: разве можно делать выводы относительно продвижения скандинавов вдоль Днепра с севера на юг, если в одном месте им приписывается один обряд захоронения, а в другом – совершенно иной?
Кстати: в Киеве «скандинавских» захоронений вообще-то почитай и нет. Значительно больше их насчитывают в Шестовицах под Черниговом. По материалам 130 насыпей, систематизированным в последние годы, выясняется, что в составе кладбища наряду со славянскими представлены погребения тех, кого сторонники норманнской теории именуют «варяжскими дружинниками».
При этом некрополи черниговских бояр и их приближённых плотным кольцом окружают город (могильник летописного Гюричева, курганы «в Берёзках», группа насыпей «Пять Углов», Олегово Поле, Болдино. Троицкая группа и др.). Монументальные курганы, подобные центральным насыпям всех этих
