Снова говорили о том, что никто в городке не поверил в байку о сексуальном насилии со стороны столь уважаемого всеми гражданина. Затем показали коротенькое интервью с шефом полиции, арестовавшим Грейс. Он все еще занимал этот пост – двадцать один год спустя! Стареющий служака утверждал, что помнит ночь ее ареста до мельчайших подробностей.
– Обвинитель посчитал, что она пыталась… – Полицейский осклабился, и Грейс ощутила приступ тошноты. – Скажем так, возбудить своего отца, соблазнить его, а когда он должным образом не отреагировал, пришла в бешенство. Она была испорченной девчонкой, притом слегка ненормальной, впрочем, ничего не знаю о том, какова она сейчас. Но ведь леопард всю жизнь остается пятнистым, правда?
Она ушам своим не верила. Неужели так просто оказалось заставить его плясать под их дудку?
Потом вновь повторили – для тех, кто пропустил начало выпуска, что она была осуждена, и осуждена как убийца. Снова показали тюремные фотокарточки. И сразу же во весь телеэкран фотографию, где Грейс с совершенно идиотским выражением лица стоит позади Чарльза, приносящего торжественную клятву в конгрессе… Затем объяснили, что Чарльз Маккензи теперь баллотируется на пост сенатора. Когда же все кончилось и на экране замелькали другие сюжеты, Грейс без сил откинулась на спинку кресла. Увиденное потрясло ее до глубины души. Она была выжата, словно губка. Все, все стало достоянием гласности: ее фотографии в тюрьме, ее страшная история, отношение к ней сограждан, глашатаем которого выступил шеф полиции.
– Да они же… они же заявляют, что это я изнасиловала его! Ты слышал, что говорил этот выродок? – Грейс особенно возмущало заявление шефа полиции и то, что он назвал ее «ненормальной», «дрянной» и посмел вслух сказать, что она пыталась «возбудить» своего отца. – А мы не можем привлечь их к ответственности за клевету?
– Возможно, – сказал Чарльз. Он изо всех сил старался казаться невозмутимым – ради нее, ради детей… – Но сначала поглядим, что произойдет дальше. Шума, уверен, будет еще предостаточно. Мы должны быть к этому готовы.
– А разве может быть хуже? – зло бросила Грейс.
– Еще как… – Ему это было известно лучше, чем кому-либо другому. Об этом предупреждали его и друзья, и даже политические соперники, да он и сам знал, на что способна пресса. Историю с шумихой вокруг своей первой жены он помнил прекрасно.
К семи часам вокруг их дома были уже установлены телекамеры. А представители одного телеканала прибегли даже к помощи громкоговорителя: они обратились непосредственно к Грейс, потребовав, чтобы она вышла к ним и дала интервью. Чарльз тотчас же вызвал полицию, но власти сумели лишь изгнать репортеров с территории их частной собственности. Теперь вся эта братия толпилась на противоположной стороне улицы. А две камеры скрывались в кронах деревьев, и объективы их устремлены были прямо в окна спальни. Чарльз спокойно направился наверх и задернул шторы. Это была настоящая осада.
– И долго это продлится? – горестно воскликнула Грейс, когда дети уже спали. Толпа на улице и не думала расходиться.
– Ну, еще какое-то время… Возможно, даже достаточно долго.
Потом, когда они вдвоем, вконец вымотанные, сидели ;на кухне, Чарльз осторожно спросил, не хочет ли она выйти и поговорить с ними немного. Может быть, считал он, ей следовало рассказать всю эту историю по-своему.
– А для чего? Меня больше интересует, можем ли мы обвинить телекомпанию в распространении клеветы!
– Я ничего пока не знаю. – Он уже успел позвонить двум виднейшим юристам, занимающимся делами такого рода – но прекрасно понимал, что их домашний телефон скорее всего уже прослушивается, и не хотел разговаривать с ними ни из дома, ни тем паче из конторы. По крайней мере сейчас казалось, что случилось непоправимое.
Наутро репортеры все еще были на своем посту. Имена Чарльза и Грейс сладострастно обсасывались различными телепрограммами. Грейс мгновенно «прославилась» на всю страну.
Успели уже взять интервью у двух охранников из Дуайта, которые в один голос заявляли, что знали ее как облупленную. Но оба были слишком уж откровенно молоды, и Грейс прекрасно понимала, что это сущий блеф.
– Я их ни разу в глаза не видела! – Она без сил прислонилась к Чарльзу. Он остался с ней дома, чтобы поддержать ее. Грейс оказалась в западне. А Эбби наотрез отказывалась вставать с постели. Но друзья предложили отвезти в школу Эндрю и Мэтта, и Грейс почувствовала облегчение, когда они уехали. Ей было довольно проблем с Эбби.
А охранники тем временем вешали, что Грейс была членом тюремной банды «крутых девчонок», и намекали довольно прозрачно на то, что она баловалась на нарах наркотиками…
– Боже, за что они это делают со мной! – Она судорожно разрыдалась и закрыла лицо руками. Она ничего не понимала. Зачем всем этим людям так беззастенчиво обливать ее грязью?
– Грейс, им просто хочется покрасоваться перед телекамерой! Погреться в лучах славы – пусть сомнительной, но все же… Все очень просто. Им хочется, чтобы их показали по телевизору – вот как тебя…
– Но я же вовсе не знаменитость! Я домашняя хозяйка! – наивно воскликнула Грейс.
– А вот в их глазах ты настоящая знаменитость. – В этих делах Чарльз был куда опытнее.
По другому каналу снова повторяли интервью с шефом полиции. А в репортаже из Ватсеки некая женщина, утверждавшая, что она была лучшей школьной подругой Грейс, заявляла, что Грейс все время твердила ей о том, как она любит своего папочку и как сильно ревнует его к матери. Эту женщину Грейс, естественно, тоже впервые видела. Но телевизионщики непреклонно, не стесняясь в средствах, лепили версию «убийства в припадке ревности».
– Кто сошел с ума – все эти люди или я сама? Да эта женщина вдвое старше меня! Я не знаю вообще, кто она такая! – Даже фамилия ее была незнакома Грейс.
Затем показали интервью с одним из офицеров, арестовывавших ее в ночь убийства, – теперь это был уже старик, но Грейс узнала его. Он признался, что девушка выглядела насмерть перепуганной и что ее
