зеленоватая, тихой мышкой проскользнула на прежнее место.
Не успели они переброситься и парочкой свежих анекдотов, как в двери кабинета щелкнул замок и повернулась золоченая ручка.
— Серафим Ерофеевич?.. Анатолий Николаевич?.. — удивленно спросила Ольга, обводя всю компанию недоумевающим взглядом. — По какому поводу совещание?
— Сами же приказали через час собраться, — ответил Тото.
— Гостя дорогого дожидаемся, небось не ушел еще, — с ехидцей в голосе сказал Мучник.
— Так вы действительно знакомы?
— Как забыть того, кто за довесок к пайке кумовьям своих же закладывал, — коротко бросил Скиф, вышедший из кабинета в приемную.
— Ну ты, чмо армейское, — приосанился Серафим Ерофеич. — Знай свое место.
— А ты свое место знаешь, Сима Косоротая?
— Ну где, где мое место? За слова ответишь.
— У параши — всегда и везде.
Мучник порывался встать, но охранники-компаньоны по знаку Ольги предупредительно удерживали его от глупой затеи.
— Деловым партнерам следует забывать конфликты прошлых лет, даже если они когда-то и имели место, — покачав головой, назидательно заметила Ольга. После чего она перешла на приказной тон: — Серафим Ерофеич, совещание отменяется. Я еду в косметический салон. Вернусь поздно, у меня сегодня прямой эфир. Надеюсь, ваши эмоции скоро улягутся и вы с новыми силами приметесь за общее дело повышения нашего благосостояния. Всем — до свидания.
Скиф находился в дверях кабинета. Демонстративно взяв его под руку, Ольга сказала:
— Пойдемте к машине, Василий Петрович.
…Ольга так лихо вела машину, словно подзадоривая Скифа: ну, как я тебе теперь? Скиф исподлобья, как сумеречный волк на свету, разглядывал расцвеченные непривычными рекламными щитами улицы Москвы.
— Игорек, говорю тебе серьезно: с такими манерами в Москве долго не протянешь. Я понимаю, ты ревнуешь меня к Серафиму, но это не повод, чтобы оскорблять его грязными выдумками. Ты бросаешь тень прежде всего на меня.
— Тебе лучше знать, ты же бомбой пуганая.
— Да что ты! — звонко рассмеялась она, но глаза у нее остались серьезными. — Это еще конфетки- бараночки. В Москве случается такое, что наши с тобой приключения в Афганистане просто детский сад на даче. Идет естественный отбор. Понимаешь? Естественный отбор…
— Оля, — Скифу хотелось оборвать ее залихватский тон. — Я плохо видел тебя во сне. Будто ты за железнодорожным переездом, а линия шлагбаума перечеркивает тебя. Машина таит для тебя опасность.
— Только не нужно дешевой мистики. Я понимаю, ты еще хочешь вернуть меня. Грош цена теперь всем твоим предсказаниям. Хочешь, я предскажу твою судьбу? Если ты не исчезнешь из Москвы, за сегодняшнюю мою минутную слабость к тебе в кабинете Серафим закажет тебя за любые деньги. Я ведь не зря тебя увезла с собой. Береженого бог бережет.
Скиф отвернулся к окну. У парка Горького намечалось какое-то политическое сборище. Цепочкой выстроились милицейские машины. Строем шли милиционеры со щитами и дубинками.
— А я, дурак, надеялся еще с тобой в церкви обвенчаться.
— Смотри, как бы мне не пришлось второй раз в той же самой церкви по тебе панихиду заказывать.
— А что, отпевала?
— Говорила же — свечку за упокой ставила. Пока не узнала…
— Что узнала?
— Скажи честно — кто ты и что ты? Националист, монархист, по-прежнему коммунист или демократ?
— Я — отставной солдат, которому дорог покой его близких, и все. Вашей политикой не интересуюсь.
— Не будем говорить о пустяках. Встретились. Обрадовались друг другу, и до свидания! Оставим в памяти только хорошее. У нас было его так мало.
— Останови здесь, я выйду.
Ольга промолчала. Она объехала милиционера, который показывал ей жезлом, как миновать пожарные машины с решетками на стеклах и брандспойтами на изготовку.
— Сам в лапы к милиции лезешь? Не обижайся, Игорек, но я тебе не верю. Ты слаб в этой жизни. Говорила — не пропадай, теперь говорю — исчезни из Москвы побыстрей. Я тебя все-таки еще немножко жалею.
— А может, любишь?
Она остановила машину и вместо ответа поцеловала.
Милиционер постучал дубинкой в ветровое стекло. Скиф выскочил из машины и нырнул в толпу каких-то опереточных персонажей в разномастной военной форме и полуштатском.
Ольга выбралась из автомобильной пробки. Припарковала машину и взяла мобильный телефон.
— Алло, Николай Трофимович?.. Вы меня предупреждали не зря, он на самом деле заявился сегодня утром… Опасность? Какая там опасность! Это беспомощный провинциал, который мухи не обидит… Он не опасней вашего сына… В крайнем случае я возьму его к себе в охрану, чтобы был всегда под наблюдением. Такого волка если прикормить, он никогда в лес глядеть не будет.
ГЛАВА 12
Скиф только сейчас заметил, каким нарядным выдался этот декабрьский денек. Ни ветерка в опушенных инеем ветках, ни облачка в небе. Под деревьями лежал снег, он казался молочно-синеватым и теплым, не кусал за пальцы, если скатать снежок. Толстые стволы лип и их обрубки-ветви казались бархатными и мягкими на ощупь. В морозном воздухе мирно попахивало дымком от шашлычных в парке, но не было в нем горького привкуса, к какому Скиф привык, вдыхая запах горящих боснийских городов.
Мальчишки накатывали снежную горку. Сначала ничего не получалось. Мягкий снег налипал на полозья санок. Санки застревали на полпути вниз по склону. Из динамиков на столбах гремели бравурные марши всех лейб-гвардии царских полков, «Прощание славянки», песни военных лет. Репертуар, известный Скифу еще по музыкальной программе Суворовского училища.
Сегодня зимний парк напоминал странный карнавал. Гордо высились над толпой на конях кубанские казаки в каракулевых кубанках, папахах и бурках, донцы в синеватых шинелях, уральцы и сибиряки в кожухах и косматых папахах.
В пешем строю терли на морозе уши престарелые белогвардейские поручики в фуражках под башлыками.
Явно сторонились беляков национал-социалисты в кожаных куртках под портупеей и классических немецких пилотках с отворотами. На рукавах у них были красные повязки со стилизованной под древнеславянскую свастикой. Над ними реяло красное полотнище с тем же знаком посередине.
Другое красное знамя, но с серпом и молотом, держали над своим отрядом красногвардейцы, тоже в кожаных куртках, но без портупей, кепках-тельманках и кепках-ленинках, тоже в красных повязках, но еще к тому же и с алыми бантами на груди. Но больше всех было отставных пограничников и десантников- афганцев. Все были без оружия, только казаки всех мастей бряцали опереточными шашками и шпорами.
Скиф предположил, что затевается какое-то театральное действо с участием военно-исторических клубов разных эпох. Участники его стыли на легком морозце, как скульптуры в Музее восковых фигур. Зато розовощекие мальчишки, накатывая горку, веселились от души — у них все было настоящее: и снег, и
