С водителем за рулем, охранником и стукачом по совместительству, разговаривать не стала, небрежным жестом отослав его из машины. Парень вытаращил глаза и выпятил губищи:
— Серафим Ерофеич не велели…
— Плевала я на Серафима Ерофеича с его «не велели». Так и скажи ему, чучело!
Она нервно посигналила охране, но витые позолоченные створки ворот, как назло, долго не расходились.
— Цепь на моторе заклинило, — оправдывался привратник, высунувшись из своей золоченой будки.
— Мозги у вас у всех заклинило!
Ольга нарочито медленно выезжала на проезжую часть, несмотря на отчаянный свист уличного регулировщика. Потом еще и притормозила, чтобы проверить, тронутся ли вслед за ней на своей машине Хряк и Бабахла. Но те продолжали потирать розовые уши на балконе. Не иначе как Мучник послал своих вертухаев высмотреть, в какую сторону она поедет.
Потанцуйте на морозце, «голуби сизокрылые». Для здоровья вашего полезно, засиделись у теплой батареи… Теперь вы Ольгу Викторовну с собаками не сыщете. А то взяли моду каждый шаг ее фотографировать да по ночным клубам с мужской прислугой выслеживать. У Мучника, похоже, развилась страсть к коллекционированию ее фотографий.
Сейчас наверняка ее благоверный вычисляет, где она сегодня вечером окажется. Посчитай, милый, да не ошибись в расчетах, как у тебя частенько в деловых бумагах случается.
…Но через два перекрестка на третий Ольга заметила довольно потрепанный «Форд», который подозрительно шел с ней бок о бок на зеленый свет. Там сидели незнакомые ребята незамысловатой внешности. Таких Мучник никогда не нанимал, он ценил симпатичные мордашки.
Парни хоть и выглядели простецки, тем не менее дело свое знали. Минут сорок пять водила их за собой Ольга, но они так и не потерялись в лабиринтах заснеженных улочек, окаймленных черными сугробами.
Тогда она демонстративно остановила машину в арке под старым домом и взяла в руки телефонную трубку.
— Николай Трофимович? Вы что, ко мне в свекры напрашиваетесь? Не успела отделаться от мужниных доберманов, так вы мне новый «хвост» привешиваете… Как это так — это не ваши люди! Кто же меня, как чернобурку, выслеживает?
Пока Ольга разговаривала по телефону, пассажир в добитом «Форде», нахально разглядывая ее, с добрый десяток раз щелкнул затвором фотоаппарата с толстым телеобъективом.
Ольга зло отшвырнула бесполезную трубку и выехала из-под арки. Потом при красном свете на перекрестке вышла из машины и открыла дверцу «Форда» из третьего ряда.
— Вы из чьих, ребята?
Парни ошарашенно глядели на нее и молчали, пока один из них не произнес:
— С журфака мы, студенты на практике.
— Не пойте мне сладких песен. Я на журфаке сама преподаю, но ваших затрапезных физиономий там не видала.
— Мы заочники, — без малейшей доли смущения огрызнулся один.
— С первого курса, — съязвил другой.
— Да будет врать! Устройте себе выходной. Скажите честно, вы на кого работаете — на Мучника или на Николая Трофимовича? Я никому ничего не скажу. Если вы не можете жить без моих фоток, поехали ко мне домой. Я дам вам целый альбом, да еще таких пикантных, что пальчики оближете. Хватит на полгода.
Один из парней внимательно посмотрел на Ольгу и прикрыл телеобъектив крышкой.
— Давайте, — продолжила она, — я наговорю в ваш прицельный микрофон столько скабрезностей, что начальство вам обязательно выдаст премию и талоны на спецпитание.
— Вы нас с кем-то путаете… — протараторил парень за рулем.
— Мы не такие, — почти виновато пробасил тот, что был с фотоаппаратом.
— Если вы не такие, вот вам триста баксов. Считайте, что вы свое отработали, и устройте себе выходной, лады?.. Снимите на Кольцевой «такую» и трахайте ее в машине до умопомрачения, а меня оставьте сегодня в покое.
Отделавшись от слежки, Ольга повернула в глухой переулок и въехала в самый обычный двор с некрашеными лавочками и покосившимся столиком для домино. Этот дом, дом ее бабушки по отцу, — корабль ее детства и ранней юности, расцвеченный сигнальными флажками трепещущего на ветру белья. Здесь она вырывалась из-под опеки своих «номенклатурных» родителей, чтобы погрузиться в стихию его двора и стать на несколько дней пацанкой-оторвой, негласным предводителем в драках с забияками из соседнего «генеральского» дома, в лихих набегах на цветочные плантации и яблони недалекого Ботанического сада. Как сладко замирало сердце в предвкушении опасности, когда делали подкоп под металлическим забором и попадали на охраняемую территорию сада. Как потом хвастались своей удачливостью, презирали трусов и маменькиных сынков.
В этом дворе она впервые затянулась сигаретой и выпила мутную жидкость под названием «Солнцедар», а опьянев, пела что-то несуразное и танцевала, пока добрая бабушка — ткачиха с «Трехгорки» — не увела ее домой. Двор любил Ольгу. Пацаны устраивали за гаражами ристалища с кровавыми соплями за право танцевать с ней до упаду под бешеные синкопы ВИА на открытой танцверанде. В этом дворе Ольга впервые услышала от сверстника с лиловым фингалом под глазом: «Оля, я тебя люблю навеки!» — и познала пьянящую боль первого поцелуя…
Теперь те пацаны пошли кто по тюрьмам, как тот мальчишка, признавшийся ей в любви, кто уехал строить БАМ и сгинул на просторах Сибири, кто спился или стал «пофигистом».
Бабушка давно умерла — оставив ей эту двухкомнатную квартиру, ключ от которой всегда лежал в ящике ее рабочего стола в офисе, рядом с ключом от гаража, который она великодушно уступила Скифу. Но даже ему она не уступила бы эту квартиру…
Тут даже бабки на лавочках у подъезда провожали ее понимающим, как ей казалось, взглядом, но, чтобы не будить память, тактично делали вид, что не узнают ее.
Она поднялась на пятый этаж. Открыла дверь заветным ключом. Даже пыль на полировке старого шифоньера тут ей нравилась. Это потом Ольга позвонит приходящей домработнице и сделает ей втык, а сейчас она наслаждалась запахом квартиры, тишиной и одиночеством.
С удовольствием скинув женские корсетные доспехи, Ольга облачилась в мягкий халат и вольно расхаживала босиком по холодному паркету.
Дочь, а вот уже и Скиф, появившийся снова в ее жизни нежданно-негаданно, сонм любовников, которые, как лоточники, несут ей свой товар в виде банковских счетов и должностей, — сейчас все это уплыло за пыльную паутину, и она оказалась наконец наедине сама с собой.
Ольга открыла бар, выпила сначала вишневки, потом земляничного ликера. Вкус того и другого напомнил ей дешевый «Солнцедар», которым ее впервые угостили дворовые ухажеры.
«Теперь сигарету», — подумала она и потянулась к сумочке. Вместе с пачкой «Вога» выпала визитная карточка Хабибуллы.
— Ну и ладно, душманский Ромео, — засмеялась она. — Можешь смотреть так на своих мусульманок, а я птица вольная, где хочу, там и клюю просо. Кто мне может запретить? Скиф?.. Скиф-то может, но ему я до лампочки, вот в чем проблема. Видел бы ты, с какой ухмылкой сообщил мне на днях мухомор Походин о романе Скифа с его квартирной хозяйкой. А как я могу помешать им, когда сама по уши в дерьме? Никак.
Отдав дань ностальгическим воспоминаниям об афганском медовом месяце со Скифом, Ольга налила высокий фужер шампанского, который можно пить бесконечно долго. Такой коктейль действовал безотказно: спало напряжение, с которым она жила с первого дня появления в ее офисе Скифа. Какое наслаждение пьянеть вот так после бесконечного стриптиза на людях!
Тебе, в твоем кругу, дарят знаки внимания с наглой уверенностью, что ты за это одаришь их своим
