где вы?
– Кроме сестры, – ответила Виктория, снова прислонившись к дереву. Приятно было поговорить с ним, но она ужасно устала. Правда, что-то толкало ее на откровенность. Хотя стоит ли признаваться ему во всем? Но теперь он не отошлет ее обратно: бумаги подписаны, и, кроме того, она совершеннолетняя. Кто может ей помешать?
– Мы близнецы, – тихо пояснила она.
– Двойняшки? – полюбопытствовал он, сразу оживляясь.
Виктория кивнула.
– Совсем одинаковые?
– Абсолютно. Как две капли воды. Так называемые зеркальные близнецы. Все приметы, что у меня слева, – у нее справа, как эта родинка. Видите?
Она показала крошечное пятнышко на ладони, почти между пальцами. Эдуар вежливо улыбнулся, не слишком интересуясь подробностями. Хорошо, что второй сестры нет рядом, иначе началась бы бог весть какая путаница.
– Никто не может различить нас, если не считать старой няни, – лукаво усмехнулась девушка. – Даже отец.
Эдуар на секунду представил, что способны натворить такие вот озорные девчонки, и даже зажмурился.
– Должно быть, окружающим от вас досталось, – заметил он, – особенно мужчинам. Вы, разумеется, дурачили всех знакомых?
Виктория с таинственным видом поднесла палец к губам. Эдуар прикрыл глаза, словно ослепленный ее красотой. Восторженные отклики, которые он о ней слышал, не могли передать всей ее прелести. Эта девушка великолепна. Такую можно встретить только раз в жизни.
– Не всех. Разве что некоторых, – с невинным видом заверила она, чему де Бонвиль ни на секунду не поверил.
– Бедняги. Как нехорошо с вашей стороны! Я рад, что не попался в ваши сети, хотя неплохо бы увидеть вас вдвоем. Кстати, как зовут вашу сестру?
– Виктория, – едва заметно поколебавшись, обронила она.
– Оливия и Виктория. Звучит как-нежная мелодия. Итак, Оливия, лишь ваша сестра знает, где вы. И сколько времени вы намерены пробыть с нами? До конца войны?
Весьма сомнительно. Что ей здесь? Она, очевидно, богата, образованна, прекрасно воспитана, умна и ослепительно прекрасна. И разумеется, в любую минуту может вернуться домой, едва устанет от трудностей, грязи, вони, крови, непрерывной канонады. Дня два-три – и ее здесь не будет.
– Не знаю, – честно ответила девушка, и глаза ее досказали все, чего до сих пор не понимал де Бонвиль. Кажется… кажется, она бежит от чего-то. Или кого-то?
– Останусь, сколько смогу. Это зависит от сестры.
– От сестры? – удивленно переспросил он, поднимая брови. – Но почему?
Его как магнитом тянет к ней. Много бы он отдал, чтобы провести день с этим необыкновенным созданием.
– Она держит оборону в Нью-Йорке.
– Слишком сложно для моего понимания, – пожал плечами Эдуар.
– И вообще слишком сложно.
– Надеюсь, что когда-нибудь вы мне об этом поведаете.
Теперь он не выпустит ее из виду. И постарается как можно чаще попадаться на ее пути.
Девушка неохотно поднялась и, морщась от боли в каждой косточке, направилась в женскую казарму. Ей не хотелось покидать его, но она свалится, если немного не поспит. К удивлению Виктории, Эдуар и не думал прощаться и проводил ее до самого входа. Непонятно, неужели ему хочется, чтобы его видели с ничтожной санитаркой? Однако он казался совершенно невозмутимым.
Всю следующую неделю они постоянно встречались: то в госпитале, где она поддерживала голову исходившего рвотой раненого, то в столовой, где им удавалось выпить кофе. Они говорили обо всем, перекрикивая постоянный грохот и взрывы: о зеленовато-желтых облаках газа, о десятках тысяч искалеченных, изуродованных и убитых и, как ни странно, о самых обыденных вещах: о теннисе, яхтах, любви Эдуара к лошадям, приведшей его в Сомюр, и его учебе в Гарварде. Оказалось, что у них даже есть общие знакомые в Ньюпорте. Но такие минуты выдавались редко. Чаще они толковали о том, что происходило у них на глазах.
Иногда он даже заходил в казарму. Прошел месяц, прежде чем де Бонвиль пригласил ее в замок на ужин, который устраивал генерал для старших офицеров.
– Прямо в замке? – охнула девушка. Ей совершенно нечего надеть! Все вещи погибли на «Лузитании», а в ливерпульском магазине нашлись только повседневные свитера и юбки. Здесь она носила исключительно форму сестры с крахмальными передниками.
– Боюсь, парижский «Максим» чересчур далеко, – поддразнил Эдуар. Настоящая женщина! Такая мгновенно способна позабыть о том, что ежедневно меняла окровавленную одежду и садилась за руль санитарной машины, чтобы отвезти трупы в импровизированный морг.
– У меня ничего нет, кроме формы, – посетовала она, польщенная вниманием Эдуара.
Они быстро стали друзьями, но ей и в голову не приходило, что с его стороны может быть нечто большее. Он старше, намного выше рангом, и фронт – малоподходящее место для романов, хотя Виктория знала, сколько любовных историй случается именно здесь. Смерть и страдания часто сближают людей, хотя