– Что с детьми? – вскрикнула она, устремившись к коляске.
– Виктория… она ранена.
– О Боже! Ты скажешь Чарлзу?
Она назвала его по имени, чего никогда не делала в присутствии хозяина.
– Не знаю, – пробормотала Оливия.
Они отнесли спящих девочек наверх, уложили в кроватки, а следом промчался Джефф, которому давно было пора делать уроки. Но Оливия и слова ему не сказала. Сначала нужно поговорить с Чарлзом, а она понятия не имеет, с чего начать и признаться ли во всем или утаить правду. Но что-то непременно нужно делать. Она немедленно отправится во Францию, независимо от того, захочет ли Чарлз ее сопровождать. Никакие силы на этом свете не удержат ее от поездки.
Чарлз вернулся домой поздно, но жена ждала его в гостиной. Вот уже два часа она металась по комнате, изнемогая от страха и тревоги. Он сразу же понял по ее лицу, что стряслась беда. Виктория, бледная как полотно, трясущимися руками снова и снова складывала телеграмму. Первая мысль, пришедшая ему в голову, была та же, что и у Берти: заболел ребенок.
– Виктория, что случилось?
Оливия тяжело вздохнула и решила поведать только самое необходимое. Весь этот день она терзалась, не зная, как быть.
– Моя сестра…
– Оливия? Где она? Что с ней?
– Оливия в Европе. Она ранена.
Самым трудным оказалось начать, потом все пошло куда легче. Незачем приукрашивать печальную правду из страха, что он с ней разведется. Ему это и делать ни к чему. Он может просто выбросить ее из дома. Оливия не была уверена даже, что при подобных обстоятельствах ей оставят детей. Вряд ли Чарлз позволит ей навещать девочек. Но сейчас не это главное. Речь идет о ее сестре.
– В Европе? – недоумевающе повторил он, садясь. – Что она там делает?
– Водит санитарную машину… Ухаживает за ранеными… Ее ранило, – объяснила Оливия, садясь напротив. Чарлз уже заподозрил неладное!
Неожиданно его осенило.
– Ты знала об этом? – напрямик спросил он, пытаясь поймать ее взгляд. Неужели Виктория лгала ему и Эдварду?
Жена смущенно кивнула.
– Как она могла пойти на такое? И все это время она провела там?
Оливия снова кивнула, опасаясь, что он распутает всю интригу, но Чарлзу, человеку глубоко порядочному, и в голову не могло прийти столь невероятное предположение. Они с Викторией слишком далеко зашли, и распутать такое немыслимое нагромождение дел и событий становится все труднее. Никто не поверит, что Оливия всего-навсего хотела помочь сестре, потому что та рвалась получить свободу. Но при этом обе ухитрились перейти все границы, и теперь правда вот-вот выйдет наружу, потому что судьба решила за них.
– Почему ты молчала, Виктория?
Оливия вздрогнула от неожиданности, услышав имя сестры, но, поняв, что обращаются к ней, без запинки ответила:
– Оливия не хотела, чтобы кто-то узнал. Я не имела права предавать ее доверие. Она отчаянно хотела уехать. Несправедливо было ей мешать.
– Несправедливо? А справедливо бросать отца? Господи Боже, да она просто убила его!
По щекам Оливии потекли слезы.
– Это не совсем так! Он много лет жаловался на сердце, – попыталась оправдаться она, но Чарлз и слушать ничего не хотел.
– Уверен, что побег твоей сестрицы не улучшил его состояния, – резко бросил он, возмущенный столь беззастенчивым обманом.
Возможно, ты прав, – прошептала она, чувствуя себя настоящей убийцей, и, хотя отец был убежден, что перед смертью говорил со старшей дочерью, это служило слабым утешением.
– Я уж скорее мог бы понять, если бы на такое решилась ты, со своими безумными идеями, но Оливия… просто немыслимо.
– А если бы на ее месте была я? – осторожно осведомилась она.
– Да я попросту убил бы тебя! Притащил бы обратно за волосы и запер на чердаке.
Возможно, он так и поступил бы, но представить страшно, чего бы стоило вернуть жену!
Чарлз вздохнул и покачал головой.
– Что ты собираешься предпринять? – спросил он, ожидая, что Виктория немедленно бросится во французское консульство или отделение Красного Креста. – Она серьезно ранена?
– Не знаю. В телеграмме сказано «состояние тяжелое».
Она долго смотрела на него, прежде чем решиться. Но он рано или поздно все равно должен смириться с ее отсутствием. Оливию никто не остановит.
