Оливия подняла удивленные глаза.
– Почему? – наивно спросила она, и Чарлз подозрительно взглянул на жену.
– Наверное, у меня память лучше, дорогая, но признаюсь честно, первый год нашей семейной жизни едва меня не убил. Если бы все так и продолжалось, просто покончил бы с собой или ушел в монастырь.
Он намекал на целомудренную жизнь, которую вел по вине сестры, и угрызения совести с новой силой принялись терзать Оливию. Как объяснить ничего не подозревающему Чарлзу, во что они его втянули?!
Как ни странно, они благополучно пришвартовались в гавани Бордо, и местный консул рассказал, как добраться до Шалона-на-Марне. Они наняли машину, выглядевшую так, словно вот-вот развалится на ходу, и отправились за представителем Красного Креста, который должен был стать их проводником. Ожидалось, что поездка займет четырнадцать часов. Обычно времени уходило намного меньше, но кругом шли бои и приходилось выбирать окольные дороги. Их предупредили об опасности, снабдили противогазами, аптечками и водой. Оливия примерила противогаз, но тут же сняла и объявила, что не понимает, как в нем можно дышать. Однако часовой заверил, что в случае газовой атаки она сразу научится, да еще поблагодарит за заботу. Чарлз в который раз поздравил себя за сообразительность. Останься он в Америке, и Виктория никогда бы не сумела попасть к сестре. При виде разрушенных ферм и сгоревших зданий мороз пробирал по коже! Разве здесь место одинокой женщине?
Представительница Красного Креста сопровождала их до Шалона. На полпути у них спустила шина, несколько раз автомобиль останавливали солдаты и просили предъявить пропуска. Они добрались до места уже за полночь, и все трое валились с ног, но Оливия, невзирая на поздний час, рвалась к сестре. Чарлз безуспешно пытался уговорить ее подождать до завтра, но, едва они вышли из крошечного «рено», она спросила у первого попавшегося санитара, где госпиталь, и решительно зашагала в указанном направлении. Молодая сестра милосердия объяснила, где найти Оливию Хендерсон. Чарлз уже успел догнать жену и, медленно последовав за ней в палатку, едва не задохнулся от невыносимого смрада. Куда ни кинь взгляд, повсюду валялись искалеченные, раненые, корчившиеся в припадках рвоты люди. Виктория уже успела привыкнуть ко всем этим ужасам, но для новичков испытание оказалось тяжелым. Оливия отвернулась было, но тут лежавший на полу мальчик протянул ей руку, и она нежно погладила загрубевшие пальцы. Он напомнил ей Джеффа, и она невольно пожелала, чтобы кто-нибудь вот так держал его руку, если случится беда.
– Откуда вы? – спросил он с австралийским акцентом. Юноша потерял ногу под Верденом, но находился на пути к выздоровлению.
– Я из Нью-Йорка, – шепнула Оливия, боясь разбудить солдат, но, похоже, никто и не спал.
– Я из Сиднея, – улыбнулся он и отсалютовал Чарлзу, который ответил тем же со слезами жалости на глазах. Они продвинулись в глубь палатки.
Виктория лежала на складной койке в самом углу; голова и шея были забинтованы, так что Оливия даже не сразу ее узнала, но какой-то инстинкт подтолкнул ее именно туда. Она сама не помнила, как очутилась рядом и встала на колени. Виктория была очень слаба, но отважно улыбалась, и на лице играла счастливая улыбка. Она не сводила глаз с Оливии; сестры обменивались нечленораздельными междометиями и жестами, по-видимому прекрасно понимая друг друга без слов. Оливия наконец обняла сестру. Этого момента она ждала много месяцев. Им так много нужно было сказать друг другу, но слова не шли с языка. Зато какой водоворот чувств захватил обеих!
Виктория подняла глаза на Чарлза и едва слышно, напрягая голос, объяснила, что инфекция все-таки поразила спинной мозг и врачи опасаются, что она распространится на голову и убьет раненую. Но если этого не случится, она поправится. Хорошо еще, что позвоночник не перебит, и она сможет снова ходить. Многим так не повезло. Эта самая жестокая за всю историю человечества война унесла миллионы жизней.
– Спасибо, что приехали, – прошептала она Чарлзу. Он коснулся ее руки и, посмотрев в глаза, поежился. Было в них нечто неумолимое, безжалостное, словно ей пришлось пережить несказанные испытания. Прежняя Оливия не была такой – очевидно, она слишком многое видела и вынесла.
– Я рад, что мы нашли вас, – откликнулся он. – Джефф посылает вам привет. Мы все скучали, особенно Виктория.
Виктория взглянула на сестру, и та едва уловимо качнула головой. Значит, он еще не знает. Даже сейчас, когда она умирает. Ей хотелось спросить у Оливии, когда лучше всего рассказать Чарлзу. Нужно очистить душу перед смертью и попросить Оливию забрать ребенка. Но не сейчас, тем более что сестра милосердия велела им уйти.
Их развели по казармам: для женатых пар здесь не было места. Виктория с Эдуаром оказались редчайшим исключением, но сейчас комнату уже занимал новый капитан. Для них все в прошлом, Эдуар похоронен в холмах за замком, вместе с десятками таких же, как он. Только для Виктории он был один на свете, и боль потери до сих пор терзала ее. Приходя в сознание, она думала только об Эдуаре и Оливии. Но хотя бы сестра теперь рядом…
Наутро Чарлз и Оливия встретились в столовой. Оба почти не спали, но Оливия рвалась к сестре. Чарлз согласился подождать ее на улице. После разговора с санитарами он неожиданно устыдился за себя и свою страну. Они предпочли мирно отсиживаться дома, когда здесь гибли люди!
Санитары, со своей стороны, выразили восхищение поступком Чарлза, не побоявшегося приехать в Европу ради свояченицы. Многие знали «Оливию» и с величайшим благоговением отзывались о ней, выражая надежду, что девушка поправится.
А тем временем Виктория улыбалась так блаженно, словно перед ней открылись врата рая.
– Не могу поверить, что ты здесь. Что заставило тебя приехать?
Она думала, что сестру уведомят письмом, которое будет идти не меньше месяца, и очень боялась не дожить до того времени.
– Получила телеграмму от сержанта Моррисон. Позже обязательно повидаюсь с ней и поблагодарю.
– Добрая старушка Пенни, – выдохнула Виктория, целуя пальцы Оливии. – Господи, как же я стосковалась по тебе, Олли… мне так много нужно рассказать…
А времени осталось мало, и она это чувствует. Сестры уверяют, что она выглядит гораздо лучше, но голова болит нестерпимо. Но все-таки как же удалось Оливии так долго хранить ее тайну?
