тонули, падали под ударами тяжелых предметов, многим не удалось доплыть до берега. Кошмар наяву все продолжался. Виктория почти обезумела. Только бы удалось послать сестре телеграмму! Разумеется, она подвергает опасности себя и Оливию, но выхода просто нет! Необходимо дать ей знать, что она цела и невредима.
В полночь американский консул Уэсли Фрост принялся обходить места сбора уцелевших пассажиров и предлагать помощь. Виктория дала ему адрес Оливии и приписала несколько коротких строк. Сестра непременно поймет их смысл. Консул обещал сделать все возможное и поспешно удалился, отговорившись делами. На борту находилось сто восемьдесят девять американцев, но пока невозможно было сказать, сколько из них выжило. Приходилось иметь дело с истерически рыдающими людьми всех национальностей, измученными, серьезно раненными, стремившимися как можно скорее разыскать и известить родных.
– Я позабочусь обо всем как можно скорее, мисс Хендерсон, – пообещал он, вручая ей одно из одеял, пожертвованных добросердечными женщинами. Многие из спасенных были в лохмотьях или совсем голые, но никто не обращал на это внимания.
– Спасибо, я очень ценю ваше участие, – пробормотала Виктория, дрожа так сильно, что стучали зубы. Она все еще дышала с трудом: слишком наглоталась воды. Наконец ноги ее подкосились, и она опустилась на пол, прислонившись спиной к стойке бара. Удалось ли выплыть Алфреду Вандербильду? Она так его и не увидела…
И Виктория вдруг вспомнила о Джеффри, который чудом спасся в кораблекрушении. Ей отчего-то захотелось обнять его и Оливию, сказать, что теперь представляет, каково ему пришлось…
Она закрыла глаза, чтобы отсечь страшные картины, ужасные образы, забыть о женщине, корчившейся в родовых схватках как раз в тот момент, когда корабль тонул…
Неожиданно она увидела Оливию, сидевшую на кровати, и всеми силами души попыталась сосредоточиться и мысленно передать, что она жива и относительно здорова. Хоть бы Оливия услышала ее!
Глава 23
В понедельник утром Оливия едва дождалась, пока Чарлз и Джеффри позавтракают. Она сгорала от нетерпения остаться одной. Чувствовала она себя ужасно и к тому же до сих пор не пришла в себя после бурной ссоры с Чарлзом. Тот строго запретил ей читать газеты.
– Доктор велел тебе не расстраиваться, – твердил он, вырывая у нее газету.
– Немедленно отдай, Чарлз! – завопила Оливия, сама не узнавая собственный голос, и ошеломленный Чарлз молча выпустил газету из рук. – Прости, – тут же извинилась девушка. – Не понимаю, что на меня нашло. Просто хотела почитать что-то и отвлечься от мыслей об Оливии.
– Понимаю, – коротко бросил он и вскоре наконец отбыл в контору.
Даже Джефф сегодня, казалось, нарочно испытывал ее терпение, и, едва за ним закрылась дверь, Оливия схватила шляпку, ридикюль, выбежала на улицу и, поймав такси, велела ехать в контору пароходства Кунарда на Стейт-стрит. И оказалась совершенно не готовой к тому, с чем пришлось столкнуться. Толпы взбешенных, рыдающих, вопящих людей осаждали здание, кричали, бросались камнями, ругались, выли, умоляя дать сведения, а когда получали отказ, словно лишались рассудка. Управляющий и клерки делали все что могли и с помощью полиции пытались отогнать нападавших. Оливии кое-как удалось узнать, что никакой новой информации у них нет, если не считать весьма приблизительной цифры общего количества погибших – около тысячи человек, а возможно, и больше. Найдено тело утонувшего Фромана, но конкретно ничего не известно. Среди окружающих распространялись самые невероятные слухи, один ужаснее другого. Говорили также, что в Германии празднуют очередной триумф подводных лодок, что еще больше взбесило толпу.
Простояв у конторы семь часов, Оливия так и не добилась того, за чем пришла: список уцелевших обещали прислать только к завтрашнему дню. Правда, назывались имена погибших, даже ходили какие-то списки. Какой-то молодой человек утверждал, что пароходство наняло фотографов с заданием делать снимки трупов, чтобы прислать в Америку на опознание.
С тяжелым сердцем возвращалась Оливия домой. Но в какие-то мгновения, когда ей удавалось отрешиться от всего, она словно слышала, как Виктория что-то ей говорит. И дурнота прошла. Она просто не чувствовала, что сестра мертва, хотя кто знает? Но если Виктория утонула, значит, и ей не суждено жить.
Она сама не заметила, как прошла пешком весь путь до Ист-Ривер, едва передвигая онемевшие ноги. И уже поднималась по ступенькам крыльца, когда из-за угла показался мальчик в униформе телеграфной компании. Оливия мельком взглянула на него и схватилась за горло, боясь, что сейчас упадет. Не успел он подойти, как она вцепилась ему в руку. Должно быть, у нее в эту минуту был совершенно безумный вид, потому что мальчик боязливо попятился.
– У тебя телеграмма? Для Виктории Доусон?
Если сестра отважится послать ей телеграмму… Разумеется, ведь она не настолько жестока, чтобы держать ее в неизвестности!
Парнишка робко кивнул.
– Д-да… вот, – пробормотал он и, сунув ей листок бумаги, пустился наутек.
Оливия дрожащими пальцами разорвала склейку. Руки так тряслись, что буквы запрыгали перед глазами. Задыхаясь от напряжения, девушка наконец прочитала:
«Путешествие началось с фейерверка. Спасибо Господу за мистера Бриджмена. В Квинстауне все в порядке. С вечной любовью».
Виктория спятила. Просто спятила! Хорошо еще, что жива! Мистер Бриджмен – их старый учитель плавания в Кротоне.
Оливия смеялась и плакала одновременно, не заботясь о том, что ее могут услышать. Она даже не знала, как связаться с сестрой, но самое главное – Виктория не утонула! Остальное не важно.
Смяв в кулачке телеграмму, она поспешила в дом и поскорее сожгла бумагу. Как ей пи хотелось сохранить весточку от сестры, опасность была слишком велика.
Последние три дня были самыми тяжелыми в жизни Оливии, и она от всей души надеялась, что больше ей ничего подобного не придется испытать. Она была так измучена, что решила принять ванну, и поскорее
