Спустя несколько минут он появился со стаканом чаю для нее. К этой русской традиции он пристрастился сам и даже купил для чаепития специальные подстаканники.
С таким же знанием дела он готовил закуски для Элоизы, когда та работала, а она, в свою очередь, в перерывах между книгами варила ему замечательные обеды. Она обожала печь и была непревзойденной в приготовлении блюд французской кухни. В отличие от Саши, которая считала приготовление теста оскорблением достоинства артистки.
– Ты придешь завтра на спектакль? – спросила она, медленно вытаскивая шпильки из волос.
Длинные светлые пряди заструились по ее плечам. Джон виновато посмотрел на нее. Ему очень не хотелось напоминать Саше, что на следующий день он улетает в Бостон, поскольку знал – это чревато бурной сценой. Ее раздражало, когда он куда-либо уезжал.
– Я на уик-энд улетаю к родителям. Я говорил тебе об этом пару недель назад, но ты, наверное, забыла. У моей мамы день рождения. Я пытался отвертеться, но не смог. Ей исполняется семьдесят – это важная дата.
На юбилей собирались оба его брата с женами и детьми. Джон всегда чувствовал себя неловко, приезжая в одиночку. Достижения братьев были осязаемы и очевидны: жены, соперничающие друг с другом нарядами и драгоценностями, дети с ободранными коленками и щербатыми ртами, старший из племянников даже имел аттестат зрелости.
В общем, уик-энд предстоял долгий, но Джон знал, что скучать не придется. Он любил своих братьев – старшего и младшего – и их детей, невесток, правда, несколько меньше.
Взять Сашу с собой он не решался. Несмотря на современный либерализм, родители бы обиделись, что он прибыл на семейное торжество с какой-то женщиной.
– Я вернусь в воскресенье.
– Не беспокойся… – Саша распрямила спину и спустила ноги с дивана на пол. – У меня в воскресенье днем репетиция, и меня не интересуют крохи со стола твоих родителей!
Она выглядела глубоко оскорбленной, но Джон едва не рассмеялся над ее фразой. Временами ее английский звучал очень забавно.
– Ты и меня относишь к таким крохам, да, Саша? Было более чем очевидно, что именно так она и думала. – Я не понимаю, почему твои родственники такие консервативные. Я тебя познакомила со своими родителями, с моей тетей, с бабушкой. Чем твои родители лучше моих? Они что, не одобрили бы моей профессии?
Саша, возмущенная, расхаживала по комнате, не поправляя рассыпавшихся волос, засунув руки в задние карманы джинсов. Все ее миниатюрное тело было напряжено.
– Они просто очень старомодны, вот и все. – «Как, впрочем, многие бостонцы», – подумал Джон.
Им было трудно смириться с его женитьбой на писательнице. Появление же балерины окончательно доконало бы его маму. Она уважительно относилась к представителям богемы, но предпочитала видеть артисток на сцене, а не в спальне своего сына.
– Они не понимают таких отношений, как наши.
– Я тоже не понимаю. Вместе мы или нет? Стоя перед ним, она напоминала очаровательного эльфа, но весьма разгневанного. Саша чувствовала себя отвергнутой семьей, которой никогда не была представлена, ощущала к себе недоброжелательное отношение, хотя Джон никогда ничего подобного не говорил.
– Ну, конечно, мы вместе. Но, по их мнению, это не считается, пока мы не поженились или по крайней мере не объявили о помолвке.
Именно Саша возражала против этого. Она не считала нужным оформление отношений.
– Они что, считают нас безнравственными?
– Возможно. Они предпочитают об этом не думать, не иметь дела с такого рода проблемами. И я, будучи их сыном, обязан уважать их точку зрения. Они, Саша, уже очень пожилые. Маме в субботу исполнится семьдесят, отцу сейчас семьдесят девять. Поздновато заставлять их одобрять современные нравы.
– Это смешно.
Она снова стремглав пронеслась по комнате и, встав в дверях кухни, уставилась на него:
– Если бы ты был хоть чуточку мужчиной, ты бы взял меня с собой и заставил их признать мое существование.
– Лучше я приглашу родителей посмотреть спектакль, где ты танцуешь, в их следующий приезд. Так знакомиться будет легче, тебе не кажется?
Саша, лишь незначительно смягчившись, ходила по гостиной, обдумывая его слова, а потом села на диван и стала надевать кроссовки. Джон знал, что это плохое предзнаменование. Обычно в таких ситуациях она, несмотря на глубокую ночь, как вихрь улетала из его квартиры и отправлялась к себе.
– Что ты делаешь?
– Иду домой. К себе!
Она злобно сверкнула глазами. Джон вздохнул. Он терпеть не мог сцен, Саша же обожала подобные встряски и, казалось, без них чувствовала себя не в форме.
– Оставь эти глупости… – Джон протянул руку и коснулся ее плеча. Пальцы словно наткнулись на камень. – У каждого из нас есть свои дела. У тебя – спектакли, репетиции, у меня – моя работа и обязательства перед семьей.
– Я этого не желаю слушать.
Она встала и смерила его гневным взглядом, надевая на плечо сумку.
– Правда в том, мистер Чепмен, что вы сноб и боитесь, что ваши родители сочтут меня недостойной вас. Но знаете, что я вам скажу? Меня это не волнует. Все ваши Плимут-Роки и Бостоны. Я не стремлюсь попасть
