— Придется их убедить, — сказала Адъюнкт. — Всеми доступными средствами.
— Будем надеяться, что не мечами.
Блистиг сказал так — и явно смутился: заявление должно было показать здравую озабоченность, а показало скорее неверие в силу армии Адъюнкта.
Она молча взирала на него, с непроницаемым видом — но по шатру словно прокатилась волна холода.
Адмирал Нок выглядел недовольным. Он подхватил накидку из шкуры тюленя. — Пора вернуться на флагман. За время нашего перехода дозорные трижды замечали чужой флот на северном горизонте. Не сомневаюсь, что нас также увидели; но столкновений не последовало. Я полагаю, что они не опасны.
— Флот, — произнес Кенеб. — Немильский?
— Возможно. Говорят, что к западу от Сепика видели Мекрос. Несколько лет назад. Но опять — таки, — он отдернул полог выхода и глянул на Адъюнкта, — как быстро передвигается плавучий город? Мекросы иногда грабят, иногда торгуют; возможно, что флот Немила выслан отгонять их от берега.
Адмирал вышел.
Блистиг произнес: — Прошу прощения, Адъюнкт…
— Не трудитесь, — бросила она, отворачиваясь. — Однажды я прикажу повторить извинения, но не передо мной, а перед вашими солдатами. А теперь будьте добры навестить Кулака Тене Баральту и пересказать главное.
— Ему не интересно…
— Его интересы меня не волнуют, Кулак Блистиг.
Воин поджал губы, отдал честь и вышел.
— Момент, — задержала Адъюнкт пошедшего следом Кенеба. — Как себя чувствуют солдаты?
Он неуверенно ответил: — По большей части чувствуют облегчение, Адъюнкт.
— Я не удивляюсь.
— Следует ли известить их, что мы плывем домой?
Она чуть улыбнулась: — Не сомневаюсь, слухи уже ползут. Но все же, Кулак — нет причины держать это в секрете.
— Анта, — протянул Кенеб. — Там, верно, моя жена и дети. Разумеется, Армия там долго не задержится.
— Верно. Нам пришлют пополнение.
— А потом?
Она пожала плечами: — Думаю, на Корелри. Нок полагает, что грядет новое наступление на Тефт.
Кенеб не сразу сообразил — она сама не верит высказанным догадкам. 'Почему бы не Корелри? Что у Лейсин припасено для нас, кроме новой войны? Что подозревает Тавора?' Он скрыл смущение, нарочито медленно возясь с застежками плаща.
Когда он решился поднять голову, Адъюнкт внимательно смотрела на закопченную стенку шатра.
Стоит, всегда стоит — он не мог припомнить, чтобы она сидела. Разве что верхом на коне.
— Адъюнкт?
Она вздрогнула. Кивнула: — разрешаю идти, Кенеб.
Выбираясь из шатра, он чувствовал себя трусом, стыдился, что испытывает облегчение. А еще в нем угнездилась новая причина для беспокойства. Анта. Жена. 'Что было, того не вернешь. Я достаточно взрослый, чтобы понять эту истину. Все меняется. Мы…'
— Растяни на три дня.
Кенеб заморгал, опустил взгляд, увидев Гриба с эскортом из Крюка и Мошки. Внимание громадного пса приковало что-то на юго-востоке, а собачонка обнюхивала потертые туфли мальчишки. Большой палец выпирал через рваный шов. — На три дня, Гриб?
— До отхода. Три дня. — Мальчишка утер сопли.
— Покопайся в запасах, Гриб, и найди тряпье потеплее. Море холодное и скоро будет совсем ледяным.
— Я в порядке. Нос текёт, но у Крюка с Мошкой то же самое. Мы в порядке. Три дня.
— Уложимся в два.
— Нет. Нужно три дня, или мы никуда не приплывем. Погибнем в море через два дня после острова Сепик.
По спине кулака пробежал холодок. — Откуда ты узнал, что мы идем на запад?
Мальчик поглядел на Мошку, лизавшую ему палец. — Сепик. Там будет плохо. В Немиле будет хорошо, потом плохо. Потом мы найдем друзей. Дважды. Потом мы кончим тем, чем начали, и это будет очень плохо. А как раз тогда она поймет всё — почти всё, но этого будет достаточно. — Он посмотрел на кулака просиявшими глазами. — Я нашел кость для свистка и храню для него, потому как он захочет. Мы пошли собирать ракушки!
Троица тут же помчалась к берегу.
'Три дня, не два. Или все мы умрем'. — Не беспокойся, Гриб, — шепнул он, — не все взрослые дураки.
Лейтенант Прыщ вгляделся в собранное солдатом: — Что это, во имя Худа?
— Кости, сэр, — ответила женщина. — Птичьи кости. Они падают с утеса — смотрите, твердые как камень — мы решили добавить их к коллекции. Те есть мы, панцирники. Ханфено, он в них дырки делает — для других. Мы уже сотни насобирали. Хотите, сэр, для вас сделаем?
— Давай несколько, — протянул он руку.
Она бросила в его ладонь две косточки ног длиной с палец, потом нечто похожее на сустав, чуть пошире костяшки его пальца. — Дура. Это не птичья.
— Не могу знать, сэр. Может, череп?
— Она не пустая.
— Дятел?
— Иди к взводу, Сенни. Когда доберетесь до причала?
— Похоже, к утру, сэр. Солдаты Кулака Кенеба запоздали — он всех отозвал, вот была куча! Какие офицеры у нас негодн… гм, разрешите идти, сэр!
Он махнул рукой, и женщина отбежала. Лейтенант Прыщ собрал косточки в горсть, чтобы они не выпали, и подошел к капитану Добряку. Он стоял около четырех сундуков с имуществом его роты. Двое ординарцев усердно паковали остатки; Прыщ заметил набор гребней, разложенных на верблюжьем коврике. Двадцать или больше, и ни одного похожего. Из кости, рога, раковин, черепахового панциря, слоновой кости, дерева, сланца, серебра, золота и красной меди. Они собирались за долгое время службы, став отчетом о его перемещениях, о разных культурах, племенах и кланах, либо замиренных, либо уничтоженных. И все же… Прыщ нахмурился. 'Гребни?'
Добряк почти лыс.
Капитан наставлял ординарца, как правильно упаковать его вещички. — …эти хлопковые шарики и козью шерсть, или как ее там. Каждый по отдельности и осторожно — найду царапинку, скол или сломанный зубец, и ничего не останется, кроме как убить вас обоих. А, лейтенант. Надеюсь, вы полностью оправились от ран? Отлично. Что такое, дружище? Вы подавились?
Лицо Прыща побагровело, язык высунулся наружу. Он подождал, пока капитан подойдет ближе, и начал сипло перхать, прижав правую руку ко рту. Наконец он харкнул, ловко уронив кости на землю. Затем лейтенант принялся глубоко дышать, качая головой и откашливаясь.
— Простите, капитан, — едва смог вымолвить он. — Похоже, внутри остались сломанные кости. Как раз решили выйти.
— Ну как, все вышли?
— Так точно, сэр.
Ординарцы во все глаза смотрели на косточки. Один взял себе сустав.
