Прыщ стер со лба воображаемый пот. — Выкашлял! Как удачно. Клянусь, в бою кто — то ткнул мне кулаком в ребра!
— И кости свои оставил вам на память! — сказал ординарец.
— Благодарю, солдат.
— Если вы думали, что это забавно, то ошибались, — буркнул Добряк. — А теперь объясните задержку.
— Не могу знать. Солдаты Кулака Кенеба получили приказ вернуться. Не вижу подходящего объяснения этому.
— Как всегда. Армиями управляют дураки. Дайте мне армию — и увидите, все будет иначе. Не терплю ленивых солдат. Я лично убил больше наших лентяев, чем врагов Империи. Будь это моя армия, лейтенант — мы вошли бы на треклятые суда за два дня, а всех не успевших ко сроку оставили бы на берегу — голыми, с корочкой хлеба и приказом маршировать на Квон Тали.
— По воде?
— Рад, что вы меня поняли. А теперь стойте и охраняйте мое добро. Я пойду отыщу приятелей — Мадан'Тула Реде и Рутана Гудда. Они полные идиоты, но забьем на это.
Прыщ посмотрел капитану в спину, затем улыбнулся ординарцам. — Вот было бы здорово? Верховный Кулак Добряк, командир всех малазанских армий.
— По крайней мере мы всегда бы знали, чего ждать, — отозвался один из солдат.
Глаза лейтенанта сузились. — Тебе нравится, что капитан думает за вас?
— Я солдат, не так ли?
— А если я скажу, что капитан Добряк сошел с ума?
— Проверяете? Мне плевать, безумный они ли нет, пока он знает, что делать, и доводит это до нашего сведения. — Он толкнул под руку товарища: — Так ведь, Зикбурд?
— Правильно вполне, — промямлил тот, осматривая гребни.
— Малазанского солдата учат думать, — сказал Прыщ. — Это традиция от Келланведа и Дассема Альтора. Вы забыли?
— Нет, сэр. Мы помним. Есть думанье и думанье, вот и всё. Солдаты думают так, а командиры эдак. Не годится мешать в кучу.
— У тебя все легко и просто.
Кивок. — Так точно, сэр.
— Если твой дружок поцарапает этот восхитительный гребешок, капитан убьет обоих.
— Зикбурд! Положь!
— Какой красивый!
— Тридцать два зуба во рту тоже красиво. Хочешь сохранить?
'И с такими вот солдатами мы создали империю?'
Лошади оказались не первой молодости. Ничего, и такие сойдут. А мул понесет все припасы и в придачу спеленутое тело Геборика Руки Духа. Клячи ожидали в начале восточной дороги, отмахиваясь хвостами от полчища мух; жара уже досаждала им, хотя еще не наступил полдень.
Баратол Мекхар в последний раз поправил пояс с оружием, озадаченно поняв, что прибавил в весе и раздался в животе. Покосился на Резака и Сциллару, вышедших из гостиницы.
Беседа женщины с обеими Джессами оказалась образцом краткости: не дав никаких наказов, она весьма легкомысленно попрощалась. Итак, всеми забытая деревня обрела нового, юного обитателя. Девочка вырастет, играя со скорпионами, ризанами и дырокрысами, мир будет казаться ей бесконечным, здешнее палящее солнце нависнет над головой словно лик жестокого бога. Но — в общем и целом — ее будут любить и лелеять.
Кузнец приметил кого-то, притулившегося в тени входа. 'Ах. Хоть один будет тосковать о нас'.
Баратол пошел к остальным, ощущая смутную грусть.
— Лошадь свалится под вами, — сказал Резак. — Она слишком старая, а вы, Баратол, слишком большой. Один топор чего стоит. Даже мул зашатается.
— Кто там стоит? — спросила Сциллара.
— Чаур. — Кузнец влез на лошадь. Она шагнула и прогнула спину, когда он начал искать удобное положение. — Думаю, пришел проводить нас. В седла!
— Самая жаркая часть дня, — возразил Резак. — Кажется мне, мы вечно привлекаем к себе худшие свойства вашей страны.
— К закату доберемся до родника, — ответил Баратол. — Как раз когда почувствуем настоящую жажду. Переждем следующий день в тени, потому что тот переход будет длиннее.
Они выехали на дорогу, быстро ставшую узкой тропой. Некоторое время спустя Сциллара заметила: — За нами едут.
Они оглянулись и увидели Чаура, сжимавшего в руках парусинный сверток. На его потном лице застыло упрямое выражение.
Кузнец со вздохом остановил лошадь.
— Ты убедишь его вернуться? — спросила Сциллара.
— Вряд ли. Упорный и глупый — самое неудачное сочетание. — Он спустился на землю и пошел навстречу здоровяку. — Эй, Чаур, давай положим узел на спину мула.
Чаур с улыбкой отдал тючок.
— Путь у нас долгий, Чаур. Несколько дней придется идти пешком. Понял? Поглядим — ка, что у тебя на ногах… Дыханье Худа!
— Он босой! — воскликнул Резак.
— Чаур, — попытался объяснить Баратол, — тут одни острые камни и горячий песок.
— В поклаже есть толстая кожа бхедрина, — разжигая трубку, сказала Сциллара. — Где-то завалялась. Ночью я сошью сандалии. Или остановимся прямо здесь?
Кузнец опустил секиру и согнулся, принявшись стаскивать сапоги. — Раз уж я верхом, пусть ходит в моих.
Резак смотрел, как Чаур пытается натянуть чужие сапоги. Большинство людей бросило бы Чаура на произвол судьбы. Дитя в теле великана, тупой и почти бесполезный, обуза. Наверное, они били бы дурачка, пока он не убежал бы обратно — били бы во имя его же блага, и не без основания. А этот кузнец… он едва ли похож на убийцу тысяч людей, каким его рисуют. Предатель Арена, человек, убивший кулака. А теперь сопровождающий их до побережья.
Резак обнаружил, что мысль о такой подмоге ему нравится. Кузен Калама… 'Склонность к убийствам, похоже, у них в крови'. Хотя громадный двуручный топор не кажется оружием, подходящим для ассасина. Он подумывал расспросить Баратола, что же произошло в Арене, услышать его версию — но кузнец казался неразговорчивым, и он имеет право хранить личные тайны. Как Резак хранит свои.
Они снова двинулись в путь. Чаур спотыкался позади, с трудом привыкая к новой обуви. Но улыбался.
— Чтоб этим раздутым титькам… — забурчала Сциллара.
Резак бросил косой взгляд, не зная, как следует отвечать на такую жалобу.
— И ржавый лист кончается.
— Жаль.
— И чего именно тебе жаль?
— Ну, что я так долго оправлялся от ран.
— Резак, у тебя же кишки на ляжки намотало. Кстати, как самочувствие?
— Не особенно. Но ведь я плохой ездок. Вырос в городе. Аллеи, крыши, таверны, балконы поместий — вот весь мой прошлый мир. Боги, как я скучаю по Даруджистану. Тебе бы там понравилось…
— Ты сошел с ума? Не помню ни одного города. Для меня ближе пески и сожженные солнцем холмы. Шатры, глинобитные хижины.
— Под Даруджистаном таятся пещеры с газом, и по трубам газ выведен на улицы, освещает их приятным синим светом. Сциллара, это самый величественный город мира…
