Но она отвернулась. — Бутыл… сержант, мы провалились. Он должен был кое-кого отыскать.
— Кого же?
— Теперь это не имеет значения. Не удалось.
'Всё это? Все погибшие сегодня ночью — ради одного?' — Адъюнкт, мы можем подождать в гавани до рассвета, потом выслать в город поисковую группу…
— Нет. Адмирал Нок получит приказ потопить транспорты. Напасть вмешается, и еще многие погибнут. Мы должны уйти.
— Они выследят нас…
— Нет, они нас не найдут. Адмирал заранее расписался передо мной в полной некомпетентности…
— Так какие сигналы подать кораблям? Поднять якоря, поставить паруса?
— Верно.
Кто-то из матросов крикнул: — Корабль по правому борту! — Скрипач вслед за Адъюнктом подошел к фальшборту, где уже стоял кулак Кенеб.
Маленькое судно быстро сближалось с флагманом. С носа подавали сигналы фонарем.
— Они хотят высадить пассажиров, — передал вахтенный.
Корабль встал у борта — захрустели причальные бухты, загудели корпуса. Матросы перебросили тросы и трапы.
— Бутыл, — кивнул Скрипач. И нахмурился: — Кажется, вы сказали — одного. А дурень притащил человек двадцать!
Первым на борт полез Гриб.
И белозубо улыбнулся. — Привет, отец, — сказал он Кенебу, поднявшему паренька на палубу. — Я привел капитана Лостару Ииль. А Бутыл еще кучу народу…
На фальшборт шагнул незнакомец, упруго спрыгнул на палубу и огляделся, уперев руки в бока: — Чертовский беспорядок.
Едва он заговорил, Скрипач шагнул вперед: — Картерон Сухарь! Я думал, вы…
— Никого тут нет с таким именем, — зарычал гость, демонстративно кладя руку на рукоять торчавшего за поясом кортика.
Скрипач отступил.
На борт всходили другие, тоже незнакомые ему. Первым показался здоровяк с невыразительным лицом; его руки были покрыты шрамами и рубцами, о происхождении которых Скрипач догадывался. Он хотел было заговорить, но Картерон — который был не Картерон — опередил его: — Адъюнкт Тавора, так? Вы мне должны шестнадцать золотых империалов за доставку этого сборища идиотов.
— Согласна.
— Так давайте, потому как не хотелось бы задерживаться посреди клятой гавани дольше, чем нужно.
Тавора обратилась к Кенебу: — Кулак, вскройте войсковую казну и отсчитайте двести золотых империалов.
— Я сказал — шестнадцать…
— Двести, — повторила Адъюнкт.
Кенеб ушел вниз.
— Капитан, — начал Адъюнкт и замолчала.
Теперь на борт взбирались темнокожие существа. Женщина, вставшая рядом с покрытым шрамами мужчиной, посмотрела на Адъюнкта и сказала с грубым акцентом: — Мой супруг ждал вас долгое время. Но не думайте, что я вот так просто позволю его забрать. То, что грядет, имеет отношение к Тисте Анди — и, возможно, большее отношение, чем к вашей расе.
Адъюнкт помедлила, кивнула. И поклонилась. — Добро пожаловать на борт, Тисте Анди.
Три низкорослые фигурки прыгнули на борт и сразу полезли на мачту.
— Боги, — буркнул Скрипач. — Это же нахты. Ненавижу таких…
— Мои, — произнес иноземец.
— Как ваше имя? — спросила Тавора.
— Вифал. А это моя жена Сендалат Друкорлат. Да, длинные имена и еще более длинный…
— Молчать, супруг.
Скрипач заметил, как Бутыл крадучись уходит в темноту. — Ты!
Бутыл моргнул и повернулся: — Сержант?
— Как, во имя Худа, ты нашел Картерона Сухаря?
— Это Сухарь? Ну, я просто шел за крысой. Мы не решились идти через побоище на площади и стали искать корабль…
— Но Картерон Сухарь?
Бутыл пожал плечами.
Появился Кенеб; Скрипач видел, что Картерон спорит с Адъюнктом, но ничего не слышал. Наконец Сухарь кивнул и принял сундучок с монетами. Адъюнкт прошла на нос.
Где стояли Нил и Нетер.
— Сержант?
— Иди отдыхать, Бутыл.
— Спасибо вам, Сержант.
Скрипач встал позади Адъюнкта и прислушался.
Тавора говорила: — …погром. Виканам на родине нужны вы. И Темул. Увы, лошадей взять не удастся — корабль Сухаря слишком мал — но мы переправим туда каждого викана на бортах флота. Прошу приготовиться. И благодарю за все, что вы для нас сделали.
Нил первый спустился на среднюю палубу. Нетер пошла за ним — но повернулась к Бутылу. Тот шлепнулся на палубу, прижавшись спиной к фальшборту. Она взирала на него долго… пока некий инстинкт не заставил его открыть глаза.
— Когда закончишь там, — сказала Нетер, — возвращайся.
И ушла. Бутыл пялился ей вслед, на лице читалось ошеломление.
Скрипач отвернулся. 'Везучий ублюдок.
Или нет…'
Он пошел на нос. Поглядел на Малаз. Огни тут и там, дым пожаров, вонь смерти.
'Калам Мекхар, дружище.
Прощай'.
Забавно, но на краю жизни его удержала большая потеря крови. Кровь и яд вытекали из ран, пока он корчился, ослепнув от боли в мышцах, от грохота сердца, отдававшегося в черепе.
Он продолжал драться. Шаг, еще шаг. Он сложился пополам, когда мука внезапно возросла, распиная его — и немного отступила, позволив сделать вдох, передвинуть ногу. И вторую.
Он дошел до угла, с трудом поднял голову. Но в глазах бушевало пламя; он не видел окружающего мира. Пока что… инстинкт, следование хранимой в памяти карте — карте, порванной агонией в клочья.
Он близко. Он чуял его.
Калам Мекхар пошарил руками, чтобы опереться о стену. Стены не оказалось, он упал, тяжко ударившись о камни; ноги подвернулись, и он свернулся в клубок, терзаемый бесконечной болью.
Пропал. Тут должна быть стена, угол. Карта подвела. Слишком поздно. Он ощущал, как отмирают ноги. Руки. В позвоночник вонзилось расплавленное копье огня.
Висок холодел, прикоснувшись к мокрому камню.
Ну, умирать так умирать. Мастерство ассасина всегда оборачивается против своего хозяина. Что в мире может быть справедливее, честнее…
Стоящий в десяти шагах Темный Трон оскалился: — Вставай, дурак. Ты почти там. Вставай! — Но тело не шевелилось.
