властями складывались неплохо, и Вальмар знал, что его семье ничто не угрожает – как банкир он был нужен нацистской партии, а это гарантировало ему и детям защиту.
Когда Ариана и Герхард подросли, оказалось, что они при всем желании никак не могут включиться в деятельность молодежной фашистской организации. Дело в том, что Герхард неважно учится, страдает астмой, а кроме того, болезненно застенчив. Что же касается девочки, то после трагической смерти матери она как бы не в себе – все не может оправиться от шока. Вдовцу-аристократу, владевшему собственным банком, выжить в нацистской Германии было не так уж сложно – для этого требовались терпение, осторожность, а главное – умение не видеть лишнего и вовремя промолчать.
Однажды – это было через три года после гибели Кассандры – Ариана отправилась навестить господина Ротмана, меховщика, услугами которого семья фон Готхард пользовалась с незапамятных времен. Ариана не раз бывала там с матерью, и Ротман угощал ее горячим какао, печеньем, дарил пушистые хвостики, которыми Ариана так любила играть. А тут она увидела, что магазин оцеплен людьми с повязками на рукавах. Вывеска была сорвана, стеклы выбиты, на стене крупными буквами выведено ЕВРЕЙ.
Ариана бросилась к отцу, в банк. Она вбежала в его кабинет вся заплаканная, но Вальмар запер за ней дверь и твердым голосом сказал:
– Ариана, об этом ни с кем разговаривать нельзя! Ни с кем – ты поняла? И вопросов задавать не нужно. О том, что ты видела, следует помалкивать.
Ариана уставилась на него, ничего не понимая.
– Но я была там не одна, другие люди тоже видели… Там стояли солдаты с ружьями, все окна были выбиты… И еще, папа, я видела там кровь!
– Ничего ты не видела. Ты вообще там не была.
– Но…
– Молчи! Сегодня мы с тобой вместе обедали в Тиргартене, а потом вместе отправились ко мне на работу. Ты посидела у меня в кабинете, выпила чашку какао, после чего шофер отвез тебя домой. Тебе все ясно?
Ариана никогда еще не видела отца таким. Ясно? Нет, она ничего не понимала. Неужели отец испуган? Но ведь они не посмеют сделать ему ничего плохого. Он – важный человек, банкир. К тому же не еврей. И все же куда исчез Ротман? Что теперь будет с его магазином?
– Ариана, ты меня поняла? – сурово, почти сердито повторил отец.
Ариана чувствовала, что он сердится не на нее…
– Да, поняла. – И тихонечко добавила: – Но почему?
Вальмар фон Готхард тяжело вздохнул и опустился в кресло. Кабинет у него был просторный, с массивной мебелью. Двенадцатилетняя Ариана, сидевшая по ту сторону огромного письменного стола, казалась совсем маленькой. Как ей это объяснить? Что сказать?
Через год после этого инцидента начались еще более страшные времена – в сентябре грянула война. Вальмар удвоил меры предосторожности, и благодаря этому до сих пор с его семьей ничего плохого не случилось. Дети были живы и здоровы. Герхарду исполнилось двенадцать с половиной, Ариане – шестнадцать. В их жизни мало что изменилось. Разумеется, сын и дочь подозревали, что их отец ненавидит Гитлера, но эта тема никогда не обсуждалась. Всякий знал, что ругать фюрера вслух слишком опасно.
Семья фон Готхард по-прежнему жила в Грюневальде, дети ходили в те же учебные заведения, в ту же церковь. Единственное, что в последние годы изменилось, – очень сузился круг знакомых; фон Готхарды почти перестали ходить в гости. Вальмар объяснял детям, что страна находится состоянии войны, и поэтому лучше пореже выходить из дома. Герхард и Ариана понимали это и не спорили. Но в Берлине было так весело! Повсюду красивые мундиры, смеющиеся солдаты, хорошенькие девушки. По вечерам из соседних домов доносились звуки музыки – там устраивали банкеты и приемы. Казалось, столица третьего рейха погрузилась в атмосферу безудержного веселья. Но дети фон Готхарда знали, что вокруг происходит и немало грустного. Отцы и старшие братья их сверстников воевали на фронте, многие уже погибли. Соученики дразнили Ариану и Герхарда тем, что их отец отсиживается в тылу, но в глубине души брат и сестра были рады, что Вальмар уже слишком стар для войны. Мысль о том, что вслед за матерью они могли бы лишиться и отца, казалась им невыносимой.
– Но ведь для балов ты не слишком старый? – спросила как-то Ариана у отца с озорной улыбкой.
Той весной девочке исполнилось шестнадцать, и она мечтала попасть на свой первый бал. По раннему детству она помнила, что папа и мама когда-то весьма активно вели светскую жизнь. Но последние семь лет Вальмар нигде не бывал, кроме банка. Каждую свободную минуту он проводил дома – у себя на втором этаже или с детьми. После смерти Кассандры балы и званые вечера для него кончились. Но дети плохо помнили мать. Они не знали, как и почему она умерла, – Вальмар никогда им об этом не рассказывал.
– Ну так что, папа? Мы пойдем на бал? Ну пожалуйста!
Девочка смотрела на Вальмара так умоляюще, что он не выдержал и улыбнулся:
– На бал? Сейчас? В военное время?
– Ну папа, сейчас все ходят на балы. Даже у нас, в Грюневальде, люди развлекаются ночи напролет.
Это была правда. Даже в тихом, респектабельном Грюневальде шум и музыка часто не стихали до рассвета.
– Не слишком ли ты молода для балов?
– Молода? – Ариана наморщила носик, явно унаследованный не от отца, а от матери. – Мне ведь уже шестнадцать!
В конце концов, не без помощи Герхарда, Ариана своего добилась. И вот теперь она спускалась по ступенькам, похожая на сказочную принцессу в своем воздушном наряде, который соорудила фрейлейн Хедвиг, мастерица на все руки.
– Ты смотришься просто очаровательно.
Ариана совсем по-детски улыбнулась и с одобрением посмотрела на белый фрак отца.
– Ты тоже ничего.
В этот момент подал голос Герхард.
– А по-моему, вид у вас обоих довольно дурацкий, – со смехом крикнул он сверху.
Но было видно, что он тоже гордится красавицей сестрой.
– Иди спать, урод! – весело крикнула ему Ариана и легко сбежала вниз по ступенькам.
Перед самым началом войны место «испано-сюизы» в гараже занял черно-серый «роллс-ройс». Автомобиль уже стоял перед подъездом, пожилой шофер держал дверцу открытой. Ариана набросила на плечи легкую шаль и, вся в трепетании белоснежных кружев, скользнула в машину. Оперный театр, где проводился бал, сиял огнями. Широкий бульвар в эту весеннюю пору был необычайно хорош. Унтер-ден- Линден за военные годы ничуть не изменилась.
Вальмар горделиво посмотрел на свою нарядную дочь, припавшую к окну автомобиля.
– Волнуешься?
– Очень! – кивнула она.
Ариана была сама не своя от счастья – наконец-то она дождалась своего первого бала.
Все оказалось еще чудеснее, чем она думала. Просторная лестница была устлана красным ковром; в вестибюле сияли хрустальные люстры. Женщины были в вечерних платьях и сверкали бриллиантами; мужчины щеголяли в парадных мундирах, украшенных орденами, или в белых фраках и белых галстуках. Единственное, что покоробило Вальмара, – огромный нацистский флаг со свастикой.
Из зала маняще доносилась музыка, там кружились изящные кавалеры и нарядные, сверкающие драгоценностями дамы. Широко раскрытые глаза Арианы были похожи на два огромных аквамарина; рубиновый ротик был восхищенно приоткрыт.
Первый вальс она танцевала с отцом, а затем Вальмар отвел ее в сторонку, где уже собрались его коллеги-банкиры. Минут двадцать Ариана простояла рядом с отцом, весело болтая со знакомыми и глядя на танцующие пары. Затем Вальмар вдруг увидел, что на нее пристально смотрит высокий молодой человек, о чем-то перешептывающийся с приятелем. Вальмар отвернулся от высокого офицера и пригласил дочь на танец. Он знал, что ведет себя не очень красиво, но так хотелось отсрочить неизбежное… Конечно, Вальмар знал, что Ариана будет танцевать и с другими мужчинами. Но эти мундиры… Очевидно, ничего не поделаешь. Оставалось только надеяться, что для всех этих кавалеров девочка слишком юна.
