сиденье, под теплым одеялом. Подобного комфорта она не знала уже целый месяц.
Фон Трипп действительно вскоре вернулся. Он без слов протянул ей маленький, аппетитно пахнущий сверток. Внутри оказались две толстые сардельки, намазанные горчицей, и большой ломоть черного хлеба. Ариана посмотрела на еду, потом на Манфреда. Какой странный человек, подумала она. Мало говорит, но все видит. Чем-то он был похож на нее – та же грусть в глазах, та же обостренная чувствительность к чужой боли.
– Я подумал, что вы, наверно, голодны.
Ариана хотела произнести слова благодарности, но вместо этого просто кивнула и взяла сверток. Пусть этот человек с нею добр, но она все равно не должна забывать, кто он и чем занимается. Он фашистский офицер, сопровождает ее в Грюневальд, откуда она должна забрать свои личные вещи. Что такое «личные вещи»? Что взять, что оставить? И что будет с домом, когда война закончится? Получит ли она его обратно? Впрочем, какое это теперь имеет значение?.. Отца нет, Герхарда тоже нет, все утратило смысл. Отрывочные мысли, бессвязные образы мелькали у нее в голове. Ариане очень хотелось съесть сардельки сразу, до последнего кусочка, но она знала, что делать этого нельзя, и откусила совсем чуть-чуть. После того как ее целый месяц держали впроголодь и кормили всякими отбросами, следовало соблюдать крайнюю осторожность с мясной пищей.
– Ваш дом возле Грюневальдского озера?
Ариана кивнула. По правде говоря, вообще удивительно, что ей разрешают заехать домой. Очевидно, ее уже не считают арестованной.
Ужаснее всего была мысль, что родной дом теперь принадлежит нацистам. Произведения искусства, столовое серебро, драгоценности, меха – все это теперь достанется любовницам генерала. Автомобили, разумеется, тоже реквизируют. Банковские счета Вальмара фон Готхарда наверняка уже конфискованы. Нацисты могут быть довольны – им достался неплохой барыш. А что касается самой Арианы – для них она просто лишняя пара рабочих рук. Если, конечно, кто-нибудь не польстится на ее прелести… Ариана прекрасно понимала, чего можно ожидать от нацистов. Но она скорее умрет, чем станет наложницей какого-нибудь фашиста. Лучше провести остаток дней в их мерзких бараках.
– Еще немного вперед, – сказала она. – Дом будет слева.
Она вновь была вынуждена отвернуться, чтобы скрыть выступившие слезы. Дом был совсем близко, тот самый дом, о котором Ариана мечтала, лежа в темной камере; дом, где они с Герхардом смеялись, играли, дожидались возвращения отца; дом, где фрейлейн Хедвиг читала им сказки возле камина, где когда-то очень давно можно было увидеть чудесное видение, именуемое «мама». Теперь тот дом перестал существовать. Его отобрали нацисты. Ариана бросила на своего спутника ненавидящий взгляд. Он тоже принадлежал к их числу, а значит, имел непосредственное отношение к ужасу, разрушению, смертям, насилию. Да, он спас ее от Гильдебранда и купил немного еды, но это ничего не значит. Он член этой кошмарной шайки и при случае будет вести себя так же, как остальные.
– Это здесь, – показала Ариана, когда автомобиль повернул за угол; ее голос дрожал от волнения.
Фон Трипп замедлил ход и посмотрел на особняк с почтительным уважением. Ему захотелось сказать Ариане, что дом просто великолепен, что у него тоже когда-то был свой дом, почти такой же, как этот. Но жена и дети Манфреда погибли в Дрездене во время бомбежки, и теперь ему возвращаться было некуда. Родовой замок еще в самом начале войны «одолжил» один генерал, и родителям пришлось перебраться в Дрезден, где жила семья Манфреда. И вот все они погибли под бомбами. А генерал как ни в чем не бывало живет себе в замке. Там ему спокойно и уютно. Если бы семье Манфреда позволили остаться в родовом гнезде, трагедии бы не произошло.
«Мерседес» зашуршал шинами по гравию. Сколько раз Ариане доводилось слышать этот знакомый до боли звук. Если закрыть глаза, можно было представить, что сегодня воскресенье, отец привез ее и Герхарда домой после церковной службы и прогулки вокруг озера. Нет ни чужака в фашистской форме, ни лохмотьев, заменяющих одежду. У дверей, вытянувшись по стойке «смирно», застыл Бертольд, а внутри уже сервирован чай.
– Тьма – и больше ничего… – прошептала Ариана. Она вышла из машины и остановилась, глядя на родные стены.
– У вас всего полчаса, – вынужден был напомнить ей Манфред.
Ничего не поделаешь, таков был приказ капитана. Фон Райнхардт сказал, что они и так слишком долго провозились с этой девчонкой. «Туда и обратно, – сказал он. – И не спускать с нее глаз!»
Капитан боялся, что девушка потихоньку утащит из дома что-нибудь ценное. Кроме того, вполне возможно, что с ее помощью удастся обнаружить какие-нибудь тайники или секретные сейфы. В доме, разумеется, уже поработали специалисты, но вполне возможно, что им удалось обнаружить не все.
Ариана робко позвонила в дверь, ожидая увидеть знакомое лицо Бертольда. Но на пороге появился адъютант генерала. Он был очень похож на сопровождающего Арианы, только вид имел еще более суровый. Офицер с недоумением воззрился на оборванку и вопросительно перевел взгляд на фон Триппа. Тот отдал честь и объяснил, в чем дело:
– Это фрейлейн фон Готхард. Она должна взять кое-что из одежды.
Офицеры вполголоса поговорили о чем-то, потом адъютант сказал, обращаясь к Манфреду:
– Но там почти ничего не осталось.
Ариана изумленно приподняла брови. Как это ничего не осталось? В ее комнате было четыре шкафа, битком набитых одеждой. Быстро же они работают, подумала девушка.
– Мне много и не нужно, – проговорила она. Ее глаза вспыхнули гневом.
Ариана переступила порог. Все внутри осталось таким же, и в то же время все переменилось. Мебель и обстановка были нетронуты, но сама атмосфера в доме неуловимым образом преобразилась. Исчезли знакомые звуки, знакомые лица. Ни шаркающей походки Бертольда, ни прихрамывающей поступи экономки, ни криков Герхарда, ни уверенных шагов отца… Ариана надеялась, что хоть Хедвиг позволили остаться. Ведь она всегда была так предана своей любимой партии. Но на лестнице ей попадались сплошь чужаки. Главный салон превратился в приемную, и там сидели какие-то военные. В салоне было много мужчин в форме; денщики несли куда-то подносы с кофе и шнапсом. Горничные тоже были незнакомые. Ариане показалось, что она угодила не в свою эпоху – все, кого ты знала, давным-давно умерли, и в родных стенах обитают представители иного поколения. Ариана любовно провела пальцами по перилам и, ускорив шаг, взбежала на второй этаж. Обер-лейтенант не отставал от нее ни на шаг.
У дверей комнаты Вальмара девушка остановилась. Господи, где же все-таки отец и брат?
– Нам туда, фрейлейн? – негромко спросил фон Трипп.
– Что, простите?
Она резко обернулась, словно только сейчас поняла, что, кроме нее, в доме есть кто-то еще.
– Из этой комнаты вы должны взять свои вещи?
– Нет… Моя комната наверху. Но сюда мне тоже нужно будет зайти. Чуть позже.
Ариана вспомнила о томике Шекспира с потайным отделением. Возможно, книги уже нет. Не так уж это важно в конце концов. По сравнению с утратой отца, брата, дома…
– Хорошо, фрейлейн, но у нас очень мало времени.
Ариана кивнула и поднялась на следующий этаж, к себе. Вот комната, где ее арестовали по доносу Хедвиг. Здесь Ариана молила Бога о скорейшем возвращении отца, когда в дверях появился бравый Гильдебранд…
Ариана прошла через гостиную к себе в спальню. На дверь комнаты Герхарда она старалась не смотреть. Сейчас было не время предаваться ностальгическим воспоминаниям, которые не сулили ничего, кроме боли.
Пришлось подняться наверх, на четвертый этаж, чтобы взять из кладовки чемодан. Там располагались комнаты слуг, и в коридоре Ариана наконец встретила доносчицу – та, вжав голову в плечи, семенила к своей двери.
– Хедвиг! – уничтожающе процедила Ариана ей в спину.
Старуха вздрогнула и, не оборачиваясь, ускорила шаг. Она не могла заставить себя взглянуть в лицо своей воспитаннице, которую она предала. Но Ариана не собиралась так легко ее отпускать.
– Что, боитесь мне в глаза посмотреть?
Голос ее звучал негромко, почти вкрадчиво, но каждое слово было пропитано ядом. Тогда Хедвиг
