остановилась и медленно обернулась:
– Да, фрейлейн Ариана?
Она пыталась изобразить спокойствие, но в глазах таился страх, а пальцы, державшие стопку штопаного белья, мелко дрожали.
– Обслуживаете своих новых хозяев? Должно быть, они вами довольны. Мы тоже были вами довольны. Скажите-ка, Хедвиг, – Ариана больше не называла ее «фрейлейн», – теперь вы будете штопать их белье, присматривать за их детьми, а придет час, и вы их тоже предадите?
Руки девушки сжались в кулаки.
– Я не предавала вас, фрейлейн фон Готхард.
– Ах, какие у нас изысканные манеры! Значит, это не вы, а Бертольд позвонил куда следует?
– Вас предал собственный отец, фрейлейн. Он не должен был скрываться бегством. Герхард тоже поступил неправильно, он нарушил свой священный долг перед родиной.
– Да кто вы такая, чтобы судить о подобных вещах?!
– Я немка. Мы все сейчас обязаны быть судьями. Это наш долг, наше право. Мы должны сделать все, чтобы спасти Германию от гибели.
Так вот до чего дошло, подумала Ариана. Нет уже ни своих, ни чужих, самый близкий человек может оказаться врагом.
Вслух же она сказала:
– Германия и так уже погибла. Из-за таких, как вы. Это вы уничтожили моего отца, моего брата, мою страну. – По ее лицу текли слезы. Последние слова Ариана произнесла шепотом: – Я всех вас ненавижу.
Она отвернулась от своей старой няни, толкнула дверь кладовки и взяла оттуда чемоданчик. Фон Трипп безмолвной тенью следовал за ней. Внизу, в спальне, он зажег сигарету и молча наблюдал, как Ариана наспех сует в чемоданчик свитеры, юбки, рубашки, нижнее белье, несколько пар туфель покрепче. Время кружев и тонкого белья кончилось, теперь в жизни Арианы фон Готхард места для всей этой мишуры не будет.
Но даже самые скромные и практичные из вещей были такого качества и фасона, что вряд ли подошли бы для жизни в бараке. В этих юбках Ариана ходила в гимназию, в спортивных туфлях она смотрела, как Герхард играет в поло, и гуляла с отцом вокруг озера… Оглянувшись на конвоира, Ариана показала ему расческу, отделанную серебром и слоновой костью.
– Можно мне взять ее с собой? Другой у меня нет…
Манфред смутился и пожал плечами. Ему было странно смотреть, как девушка собирает вещи. С первой же минуты, едва она переступила порог дома, стало совершенно ясно, что она является здесь полноправной хозяйкой. Движения ее приобрели уверенность, поступь – властность. Она привыкла всем здесь распоряжаться, делать все по-своему. Что ж, в своем дрезденском доме Манфред чувствовал себя точно так же. Его особняк был ненамного меньше этого, а слуг, пожалуй, там имелось и побольше. Дом когда-то принадлежал тестю фон Триппа, а когда тот через два года после замужества дочери умер, молодая семья вступила во владение особняком. Прекрасное дополнение к родовому замку, который Манфред должен был унаследовать после смерти своих родителей. Вот почему стиль жизни Арианы фон Готхард был ему хорошо известен и понятен. Отлично понимал он и боль, которую доставляло ей расставание с родным кровом. Он до сих пор не мог забыть слезы матери, когда та узнала, что их замок на время войны будет реквизирован.
– А вдруг нам вообще не позволят сюда вернуться? – всхлипывая, спрашивала она у отца.
– Не говори глупостей, Ильзе, мы обязательно вернемся, – утешал ее тот.
И вот никого из них не осталось в живых. Когда война кончится и нацисты уйдут из замка, он будет принадлежать Манфреду. Если этот день когда-нибудь наступит. Впрочем, фон Триппа все это не так уж и волновало – все равно дома его никто не ждал. Без Марианны, без детей дом ему не нужен.
Такие мысли проносились в голове у обер-лейтенанта, пока он наблюдал за тем, как Ариана складывает вещи.
– Уж не собираетесь ли вы заняться альпинизмом, фрейлейн фон Готхард? – спросил он с улыбкой, видя, что она собирается взять с собой горные ботинки. Этим шутливым вопросом он хотел отогнать тягостные раздумья.
– А что? – накинулась на него Ариана. – Вы хотите, чтобы я мыла полы в бальном платье? Ваши женщины-нацистки поступают именно так? – Она саркастически прищурилась и сунула в чемодан еще один кашемировый свитер. – Вот уж не думала, что нацисты такие эстеты.
– Честно говоря, я сомневаюсь, что вам долго придется мыть полы. У вашего отца остались друзья, они о вас позаботятся. Кроме капитана фон Райнхардта, есть ведь и другие офицеры…
– Вроде лейтенанта Гильдебранда? – перебила его Ариана и после внезапно возникшей паузы пробормотала: – Извините…
– Я вас понимаю. Просто я подумал…
Она так юна, так хороша собой, что мыть полы ей совершенно не обязательно – наверняка будут и более интересные предложения. Но Манфред понимал, что Ариана права. Возможно, в бараке она будет в большей безопасности, чем в обществе субъектов, подобных Гильдебранду. Теперь, когда она вышла из тюрьмы, ей будет еще труднее уберечься от похотливых взглядов. Мужчины будут смотреть, как она натирает полы, сгребает листья, моет уборные. Эти огромные синие глаза, тонкое лицо, грациозные руки станут предметом жадного внимания. Ариана фон Готхард осталась беззащитной, теперь ей не уберечься. В бараке она будет почти так же бесправна и беспомощна, как в тюремной камере. Отныне эта девушка принадлежит третьему рейху. Она предмет, инвентарь вроде стула или кровати. При желании ею можно воспользоваться по назначению. Манфред не сомневался, что в охотниках недостатка не будет, и от этой мысли на душе у него стало совсем муторно.
– Наверно, вы правы, – сказал он вслух и не стал развивать эту тему.
Ариана уложила вещи и поставила чемоданчик на пол. На кровать она положила плотную юбку коричневого твида, коричневый кашемировый свитер, теплое пальто, комплект нижнего белья и замшевые туфли.
– Вы не возражаете, если я переоденусь?
Он молча кивнул, и она исчезла в соседней комнате. Вообще-то Манфред должен был находиться при ней неотлучно, но ни к чему было создавать ситуацию, мучительную для них обоих. В конце концов, не такая уж она преступница, чтобы наблюдать за каждым ее движением. Гильдебранд, разумеется, не упустил бы подобный шанс. Он непременно настоял бы на том, чтобы она переодевалась в его присутствии, да еще и полез бы к ней. Но Манфред фон Трипп в подобные игры не играет.
Вскоре она вернулась, одетая во все коричневое, лишь волосы, окружавшие лицо золотым ореолом, нарушали монотонную гамму. Когда она надевала пальто, Манфред непроизвольно потянулся, чтобы помочь ей, однако вовремя удержался. Роль конвоира давалась ему с трудом. Он даже не имел права взять у нее чемодан. Это противоречило его воспитанию, убеждениям, чувствам. Сердце обер-лейтенанта разрывалось от жалости к этой тоненькой, хрупкой девушке, которую насильно изгоняли из собственного дома. Но помочь ей он не мог. Избавил от насильника, накормил – большее было не в его власти.
На втором этаже Ариана остановилась у двери, ведущей в кабинет отца, и оглянулась на фон Триппа:
– Я хотела бы…
– Что там? – насупился он.
– Кабинет моего отца.
Что она еще задумала? Спрятанные деньги? Драгоценности? А может быть, дамский пистолет, с помощью которого она намерена защищаться от насильников, а то и продырявить голову ему, Манфреду?
– Может быть, обойдемся без сантиментов, фрейлейн? Там сейчас находится кабинет генерала… Вообще-то у меня нет полномочий…
– Прошу вас!
У нее был такой умоляющий, беспомощный вид, что фон Трипп не нашел в себе сил отказать. Он вздохнул, осторожно приоткрыл дверь. Внутри был только ординарец, раскладывавший на диване парадный
