спускался медленно.
– Ну, мне пора.
Они припали друг к другу и стояли так, казалось, целую вечность. Ариана хотела умолять Манфреда, чтобы он не уходил, чтобы послал к черту и Гитлера, и армию, и рейхстаг. Пусть останется здесь, дома, где они оба будут в безопасности.
– Манфред, – начала она, и по ее панически дрогнувшему голосу он сразу понял, что последует дальше.
Манфред закрыл ей рот поцелуем и покачал головой:
– Не нужно, дорогая. Я должен идти, но скоро я вернусь.
Из ее глаз хлынули слезы. Он вышла вслед за ним во двор, остановилась возле «мерседеса». Манфред ладонью вытер ей мокрое лицо.
– Не плачь, милая. Обещаю – со мной все будет в порядке.
Ариана обхватила его руками за шею.
– Если с тобой что-нибудь случится, я умру.
– Ничего не случится, я же тебе обещал.
Изобразив на лице улыбку, Манфред снял с пальца перстень с печаткой, положил Ариане на ладонь, заставил ее сжать пальцы.
– Побереги его до нашей встречи.
Ариана улыбнулась, они поцеловались еще раз, а затем Манфред сел в машину и, махнув на прощание рукой, поехал по направлению к центру города.
Потянулись дни, которые Ариана проводила возле приемника. Передавали сводки об уличных боях в Берлине. К вечеру двадцать шестого апреля боевые действия охватили весь город – от Грюневальда до Ванзее. Ариана безвылазно сидела в погребе. Со всех сторон доносились взрывы и выстрелы; Ариана даже не решалась подняться в дом. Она слышала, что русские наступают по Шёнхаузераллее в сторону Штаргардерштрассе, но, конечно, не могла знать, что все берлинцы, как и она, попрятались по погребам и подвалам, испытывая нехватку еды, воды и воздуха. Никакой эвакуации гражданского населения не проводилось. Даже маленькие дети были обречены разделить судьбу взрослых. Берлинцы сидели, забившись по норам, как крысы, и ждали конца. Им даже не было известно, что ставка уже перенесена из Берлина.
В ночь на первое мая по радио объявили, что Гитлера больше нет. Прятавшиеся по подвалам и погребам берлинцы выслушали это сообщение в полном оцепенении. Охваченный сражением, город горел – союзники продолжали наращивать огневую мощь. После сообщения о смерти фюрера стали транслировать Седьмую симфонию Вагнера. Ариана сидела в погребе и слушала музыку, временами заглушаемую грохотом боя. Она вспоминала день, когда слышала эту симфонию в последний раз. Это было в Оперном театре, куда они отправились втроем – отец, брат и она. А теперь Ариана сидела и ждала, пока закончится кровопролитие. Все ее мысли были устремлены к Манфреду, находившемуся где-то в самом центре этой бойни. Ночью по радио передали, что Геббельс и его семья, включая шестерых детей, добровольно ушли из жизни.
Второго мая на трех языках передали приказ о прекращении огня. Русскую речь Ариана не поняла, немецкому извещению попросту не поверила, но, когда те же самые слова повторили на английском, она поняла, что война и в самом деле закончилась. При этом выстрелы не прекращались; в окрестных кварталах по-прежнему шел бой. Но в небе больше не раздавалось гудения самолетов, последний акт драмы разыгрывался на земле. Мародеры громили соседние дома, не обращая внимания на то, что многие берлинцы оставались дома. В Ванзее грабежи продолжались три дня, затем воцарилась зловещая, неестественная тишина. Впервые за несколько недель не было шума, грохота, криков. Лишь изредка молчание нарушали чьи-то голоса, потом вновь наступала тишина. Ариана сидела одна, прислушиваясь. Какофония сменилась безмолвием пятого мая.
Как только рассвело, Ариана решила отправиться на поиски Манфреда. Если город захвачен союзниками, необходимо выяснить, где муж, что с ним. Теперь он больше не должен оборонять рейхстаг, ведь рейх больше не существует.
Впервые за долгое время Ариана поднялась наверх, в свою спальню, и оделась как можно скромнее: натянула шерстяные чулки, старые башмаки, теплую бесформенную юбку. Сверху надела свитер и куртку, а пистолет Манфреда спрятала в карман, под перчатку. Больше она ничего с собой брать не стала – она ведь не собиралась уезжать из Берлина, хотела только найти своего мужа. Если отыскать его не удастся, она вернется домой и будет ждать. Выйдя на улицу, Ариана чуть не задохнулась от свежего воздуха, и еще она ощутила едкий запах дыма. Ариана села в свой маленький «фольксваген», включила двигатель, нажала на акселератор.
Понадобилось всего двадцать минут, чтобы добраться до центра города. Ариана смотрела в окно и не верила своим глазам: улицы были завалены обломками, дальше ехать было невозможно. На первый взгляд казалось, что от центра Берлина совсем ничего не осталось. Однако, приглядевшись, Ариана увидела, что некоторые здания были изуродованы пулями и осколками – здесь много дней подряд шел ожесточенный бой. Ариана все осматривалась по сторонам, не в силах до конца уяснить масштабы произошедшей трагедии. Однако она поняла, что в машине до рейхстага не добраться. Дав задний ход, Ариана вырулила в неприметный переулок и постаралась поставить машину так, чтобы она не слишком бросалась в глаза. Ключи она положила в карман, проверила, на месте ли пистолет, потуже замоталась в шарф и отправилась дальше пешком. Она знала лишь одно – нужно найти Манфреда.
Но на улице ей встречались лишь британские и американские солдаты, двигавшиеся по направлению к рейхстагу. Кое-где, правда, встречались и зеваки из числа местных жителей. Они пугливо поглядывали на победителей, многие явно намеревались покинуть город. Уже в непосредственной близости от рейхстага Ариана встретила и немецких солдат: грязные, оборванные, валившиеся с ног от усталости, они жались друг к другу, окруженные американскими конвоирами. У американских солдат вид был такой же усталый и грязный, но в руках они держали автоматы. Глядя на военных, Ариана поняла, до какой степени отчаянной была эта последняя схватка. Вот к чему привели ее страну фашисты… Пять тысяч немецких солдат обороняли рейхстаг, и каждый второй погиб. В это время мимо повели еще одну колонну военнопленных. Ариана ахнула, увидев среди них Гильдебранда. Лицо у лейтенанта было в синяках и кровоподтеках, лоб обмотан окровавленным бинтом, он смотрел прямо перед собой невидящим взглядом. Ариана замахала рукой, бросилась к Гильдебранду. Он должен знать, где Манфред. Однако ее сразу же остановили двое американских конвоиров. Ариана стала умолять по-немецки, чтобы они ее пропустили, но американцы не слушали. Тогда она во весь голос позвала Гильдебранда:
– Гильдебранд! Гильдебранд! Где Манфред?
Лейтенант обернулся и посмотрел куда-то влево. Ариана проследила за его взглядом и застыла на месте от ужаса. На мостовой ровными штабелями были сложены трупы, собранные для транспортировки на кладбище. Изорванные в лохмотьях мундиры, искаженные предсмертной гримасой лица. Ариана медленно двинулась вдоль страшной шеренги и почти сразу же, словно по воле судьбы, нашла того, кого искала.
Она узнала родное лицо не столько рассудком, сколько сердцем. Ариана застыла на месте, отказываясь верить. Рот ее раскрылся, но рвавшийся из горла крик так и остался беззвучным. Даже американцы не могли оттащить ее от убитого. Ариана опустилась рядом с ним на колени и вытерла грязь с его лица.
Она просидела так почти час. Потом до нее внезапно дошел смысл случившегося. Ариана поцеловала Манфреда в закрытые глаза, провела рукой по его лицу, вскочила и побежала прочь. Она мчалась со всех ног по направлению к тому переулку, где оставила свой маленький автомобиль. Там уже возились двое мужчин, пытавшихся завести мотор. Решительно сузив глаза, Ариана вытащила пистолет, направила его на своих соотечественников и заставила их поднять руки. Потом села в машину, захлопнула дверь и, по- прежнему держа пистолет на изготовку, включила зажигание. Из переулка она выехала на задней передаче, развернулась и погнала машину вперед.
Теперь ей было нечего терять, не для чего жить. Меж разрушенных домов бродили мародеры – немцы, иностранные солдаты, в числе которых попадались и русские. Берлин еще не испил чашу страданий до дна. Возможно, ее убьют. Ну и пусть, какая теперь разница. Однако она обещала Манфреду, что попытается спастись. Слово нужно держать.
Ариана быстро добралась до Ванзее, бросила в машину заранее приготовленные вещи. Из съестного
