традиционный обход и с ужасом обнаружила, какому опустошению подверглись только что расставленные блюда и подносы. Сколько намеревается еще проглотить этот худой приземистый юноша? Хорошо, что горячие блюда подаются порционно, не то с такими едоками она бы быстро прогорела!
Оке заставил себя есть возможно медленнее, чтобы продлить удовольствие.
Когда он снова вышел на улицу, город показался ему совершенно переменившимся. Белые крыши и припудренные снегом деревья в парках были озарены новым, радостным светом.
XII
Еще горели уличные фонари, и только разносчики газет успели оставить свои следы на заснеженной Каммакаргатан. Оке поглядел в обе стороны, потом поднял глаза на фасады домов. Повсюду темные окна с опущенными занавесками… Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он подбежал к ближайшему киоску, выбрал в ящике несколько газет, сунул их под пальто и вернулся в подворотню. «Нужен мальчик-рассыльный. Есть возможность обучиться специальности», – гласило объявление фотографии, расположенной где-то в Эстермальме. Оке вернул газеты на место. В фотографию предлагалось обращаться от восьми до девяти – на этот раз он постарается быть первым в очереди.
Жители Эстермальма просыпались поздно. Больше часа он стоял в одиночестве и мерз у дверей фотоателье, пока не появилась молодая женщина, которая принялась отпирать двери.
– Вы чего ждете? – поинтересовалась она.
– Ищу работы и решил, что лучше прийти пораньше.
– Место уже занято.
– А ваше объявление в сегодняшней газете?
– Место было занято еще вчера, вечером. Произошло какое-то недоразумение – объявление должно было быть снято, – объяснила она с деланным сожалением в голосе.
У Оке даже не хватило сил разозлиться. Охваченный тупым отчаянием, он побрел в сторону Стюреплан. Какое число сегодня? Восемнадцатое февраля…
Близится новый месяц, а он все еще не знает, как наскрести денег для оплаты комнаты или билета домой, покупку которого откладывал со дня на день. Единственный оставшийся у него предмет, подходивший для превращения в звонкую монету, – псалтырь, подарок ко дню конфирмации, уложенный в чемодан по настоянию бабушки, – дал ему семьдесят пять эре в букинистической лавке, специализирующейся на религиозной литературе. Этого хватило на кашу к завтраку, но вскоре голод вспыхнул снова, обжигая внутренности изнуряющим пламенем. Остается испытать еще один выход – биржу труда, в которой Геге стоит на учете уже не первый год…
Сначала он попал в комнату ожидания с голыми стенами, окрашенными в неприветливый сине-зеленый цвет. На длинных деревянных скамьях вдоль стен сидело десятка два безработных; они не сводили глаз с черной доски, на которой записывались сведения о случайной работе. Оке попробовал выяснить, кто последний в очереди на регистрацию.
– Заходи прямо в контору. Мы уже все получили свои жетоны.
За столом сидел мужчина в темном халате, роясь со скучающим видом в картотеке. Оке пришлось простоять довольно долго, прежде чем служащий соизволил поднять взор и обратиться к нему с вопросами:
– А вам чего надо? Вы здесь раньше бывали? Какую работу ищете?
– Согласен на все что попало.
– «Что попало»! Разве вы не видели в объявлении при входе, что у нас здесь разные отделы по профессиям?
– Больше всего мне хотелось бы попасть на завод, но…
– Тогда вам в соседнюю дверь, – прервал его служащий с нарастающим раздражением.
– Но если на завод попасть нельзя, то я согласен быть рассыльным, – продолжал Оке.
Служащий достал карточку и стал заполнять ее с видом великомученика.
– Адрес – Каммакаргатан.
Не успев еще записать номер дома, он уже задал следующий вопрос.
– Вы живете у родителей?
– Нет.
– Значит, у родственников?
– Нет, у меня нет никого родных в городе.
– Вы здесь одни?! Да как это можно – семнадцатилетний мальчик приезжает – куда! – в Стокгольм и снимает комнату!
Столь вопиющий пример юношеского безрассудства явно не укладывался в параграфы биржи и совершенно вывел служащего из равновесия. Он решил поскорее отделаться от случая, сулящего осложнения, порвал бланк и заявил кисло:
– Я не могу заполнять на вас карточку, раз вы даже не знаете, какую работу хотите!
Объявление «Не останавливайтесь на улице около здания биржи» Оке не задело – он и без того решил на будущее держаться подальше от этого грязно-коричневого дома с казарменными окнами и бросающимися в глаза черными водосточными трубами.
Оке хорошо знал, что грозит ему, если он попадет в руки властей, хотя он виновен лишь в том, что искал работу в Стокгольме: отправка домой, в Нуринге, за счет органов призрения. А там… Он заранее представлял себе шепот и хихиканье за его спиной:
«Вот чем кончил наш стокгольмец! Муниципалитету пришлось платить за его проезд домой. Неудивительно после этого, что налоги растут!»
Оке остановился на гранитном виадуке через Кунгсгатан и посмотрел вниз на поток людей. Деловитые господа с портфелями в руках, конторщицы, торопящиеся использовать обеденный перерыв, упитанные гуляки, элегантные дамы, с вожделением заглядывающие в витрины, мечтая о новом, еще более дорогом манто…
Он чувствовал себя несравненно более заброшенным я одиноким, чем под хмурым зимним небом на уединенном острове в Балтийском море.
Единственное учреждение, куда может ходить безработный, не испытывая возрастающей с каждым шагом неловкости, единственное место, где можно получить что-то даром, не попрошайничая, – это городская библиотека.
Оке прошел в общий читальный зал погреться и просмотреть свежие газеты. Рабочая пресса писала под большими заголовками об исходе выборов в Испании. Коммунистические газеты сообщали о блестящей победе над реакцией. Партии народного фронта – коммунисты, социал-демократы и левые – собрали абсолютное большинство, получив в кортесах[42] 278 мандатов из 473. Анархисты и синдикалисты, пользующиеся значительным влиянием среди рабочих, отказались от своих бесплодных антипарламентских установок и приняли участие в выборах. В Барселоне левые партии получили перевес в 100 тысяч голосов. Среди избранных – бывший премьер Каталонии Компанис, приговоренный этой зимой к тридцати годам каторги.
Героические горняки Астурии избрали известную революционерку Пассионарию[43] и еще одного коммуниста. Коммунистическая партия, ранее не имевшая представителей в парламенте из-за террора и несправедливой избирательной системы, получила 14 мандатов.
Закрытые было помещения рабочих организаций открылись вновь; перед мадридскими тюрьмами проходят массовые демонстрации с требованием освободить 30 тысяч политических заключенных, томящихся в застенках страны.
Многие известные фашистские лидеры провалились на выборах. Сын бывшего диктатора Примо де Ривера, выставивший свою кандидатуру в восьми провинциях, нигде не был переизбран.
Энтузиазм корреспондента, отчетливо пробивавшийся сквозь сухие факты телеграммы, заразил Оке. Есть еще в мире места, где дела идут так, как надо!
Но Испания – это так далеко, да и что он, собственно, знает об этой стране? Хотя у него хорошая зрительная память и он может в любой момент изобразить на бумаге контуры Пиренейского полуострова, его познания о внешнем мире явно оставляют желать лучшего.
