в) монархия тут всегда была, и мы, значит, просто в другой реальности. Но с семнадцатого года, не ставшего почему-то революционным, линия развития уклонилась бы настолько, что ни милицейской формы, ни водочных наклеек, ни «Жигулей» и «Волг» мы бы здесь не увидели… Да и самое главное – те же учреждения и магазины располагаются в тех же самых зданиях, что и в наше время. Достаточно? Тогда выходит, что если развилка и случилась, то буквально вот-вот, год-два назад. И привели к ней какие-то совершенно непредсказуемые из восемьдесят четвертого года факторы…
За этими рассуждениями, частично мысленными, частично высказанными вслух, мы дошли до телеграфа и окончательно убедились в своих предположениях. Да, будущее, 15 декабря 1991 года. Что подтвердило мою проницательность, но никак не пояснило остального.
Больше всего мне сейчас хотелось свежих газет. Уж из них я бы все узнал сразу, хотя бы и между строк. Но два попавшихся по пути киоска были закрыты, специально искать действующие пока не было смысла. Гораздо и вернее просто побродить по улицам и попытаться что-то понять «путем осмотра места происшествия», выражаясь юридическим языком. Да и интереснее, надо сказать.
Следующий час принес новые доказательства того, что изменившие ход истории события произошли сравнительно недавно.
Одно из них – надпись красной краской на стене: «Смерть КПСС», второе – торчащий, как сломанный зуб, постамент памятника Дзержинскому на одноименной площади. От последней картины стало не по себе – все же к Железному Феликсу я относился с определенным пиететом, считая его одной из наиболее уважаемых фигур в нашей истории.
Были и еще приметы, но уже не столь наглядные.
Итак – считаем доказанным переворот, недавний и, безусловно, антикоммунистический. Да вдобавок и бескровный, пожалуй. Никаких следов уличных боев или чего-то подобного, та же военная форма на офицерах, тот же общий облик прохожих… Но! Меня ведь хорошо учили истмату – необходимо прежде всего выяснить: каковы движущие силы этого переворота, какова в нем роль масс, что за партия еще более нового типа свергла власть предыдущей? Ничего подобного не было в этой стране, когда я ее покинул, и не могло за минувшие семь лет откуда-то беспричинно взяться. Разве что диссиденты? Ну, это несерьезно, по долгу службы я знал о них достаточно…
Повинуясь естественному чувству, я повлек Ирину вправо, по улице Двадцать пятого Октября, или как я, фрондируя, обычно называл ее – Никольской. Где, кстати, тотчас же и увидел вывеску магазина – «На Никольской»… Мне хотелось попасть на Красную площадь.
Напротив ГУМа, справа, возвышалась новенькая деревянная часовня, перед ней прозрачный плексигласовый ящик с кучей денег внутри – «Пожертвования на восстановление храма Казанской Божьей Матери». Это как бы нормально, в логике ситуации. А вот прямо – картина уже абсолютно кафкианская! Мавзолей, надпись «Ленин» где положено, почетный караул в гэбэшной форме и с неизменными «СКС» у ноги – и все это осеняется тем же трехцветным флагом на куполе Верховного Совета. Бред, между нами говоря!
Часы на башне показывали двадцать минут десятого. Не поздно еще. Я поставил свои часы по кремлевским. В запасе у нас с Ириной чистых полсуток без какой-то мелочи.
– А вот давай, Ир, сходим сейчас к тебе, на Рождественский, поглядим, что и как? Или по телефону обзвоним друзей и знакомых…
– Ой, Андрей, не надо лучше. Мне и так жутковато. Но сейчас мы с тобой вроде как посторонние здесь, и мир этот словно бы призрачный. Я понимаю, что ерунду говорю, но вдруг – стоит нам себя в нем как-нибудь проявить, и мы уже включимся в него и не вырвемся…
Самое смешное, что я сразу ее понял, примерно такое чувство и во мне шевелилось. То есть – пока я в это не верю – я здесь ни при чем, а вот если поверю… Одним словом, «Я твоего имени не называл…»
– Ну а если по науке? – спросил я. – В принципе возможно что-то подобное, фиксация псевдореальности в результате нашего в нее включения? Алексей вон в шестьдесят шестом что хотел, то и делал, а ничего не произошло…
– Если не считать попадания в развилку, из которой вы с Олегом еле меня вытащили… А честно сказать – ничего я теперь не знаю и не понимаю. Слишком много произошло такого, что в рамки известных мне теорий не укладывается совершенно. Я ж ведь далеко не хронофизик по образованию, и о форзейлях до встречи с Антоном ничего не знала. Лучше всего нам с тобой поскорее возвращаться в Столешников и изо всех сил надеяться, что Олег нас сумеет отсюда вытащить.
– Успеем, – сказал я с положенной мне по роли и должности беззаботной лихостью, – в Олега я верю, как и в то, что, если мы пойдем и посидим пару часов в ресторанчике попроще, ничего страшного не произойдет. В «Будапешт» и «Метрополь» в моем одеянии, конечно, не пустят, да нам туда и необязательно. Общедоступное же заведение – незаменимое место для сбора информации…
– Не слишком мне это нравится… Ты, кстати, уверен, что деньги наши здесь подойдут? Может, тут теперь какие-нибудь «катеринки» в ходу?
– Обижаешь! – ответил я гордо. – Думаешь, не проверил? Там, в часовне, в ящике для пожертвований, самые что ни на есть наши.
– Ну, пойдем, если рюмка водки с прокисшим салатом так тебя привлекает…
Возвращаясь по Никольской, работающих газетных киосков или стенда с «Правдой» и «Известиями» мы тоже не встретили. Зато на афише кинотеатров фильмы на девяносто процентов оказались американскими, а из них половина – явно эротические, что говорило о наступившей наконец свободе слова и совести. И значит, режим здесь установился прозападный, то есть – не диктаторский, что несколько утешало. Да и по всем другим признакам здешний строй на диктатуру явно не тянул.
Вновь выйдя к площади Дзержинского, мы спустились в подземный переход. Вот тут и увидели… В душной, туманной полумгле толпились сотни людей. И практически каждый чем-то торговал: с рук, с лотков, с расстеленных на грязном полу листов картона. И вид у них был не только не московский, но как бы и не русский вообще. Скорее уж на черный рынок в Манагуа все походило… Продавали польскую косметику, жевательную резинку, бижутерию, примитивной работы игрушки, сигареты со всех концов света и книги. Массу книг! Вот такого я и в странах Перешейка не видел. Море фантастики, детективов, порнографии самого низкого пошиба. Но и приличных, в том числе безусловно антисоветских, книг сколько угодно. Трудно было оторваться, и застрял бы я там надолго, если б Ирина, отчего-то напуганная этим
