– Все они того. На каждого врачей не хватит. А если что – в тюрьме разберутся. Петренко, стой у двери. Понятые, садитесь здесь, ждите. А вы приступайте, – приказал лейтенант подручным.
– С чего планируете начать? – поинтересовался Шульгин. – Я бы советовал с кабинета. Там много книг, бумаги всякие. Пока перетрясете, жена оденется, сготовит на скорую руку. Опять же и мне с собой кое-чего соберет…
– Мы сами знаем, – огрызнулся лейтенант, решив игнорировать небывалого клиента. – Стойте вот тут и не вмешивайтесь.
Однако обыск начал действительно с кабинета. Шульгин прислонился спиной к боковой стенке шкафа, заложив руки за спину. Минут пятнадцать молча наблюдал за чекистами. Сержанты сноровисто, сантиметр за сантиметром, обшаривали комнату. Лица у обоих простые, вроде как рязанские, отнюдь не отмеченные печатью интеллекта. Классов семь образования да какие-нибудь курсы по специальности. Лейтенант, похоже, покультурнее, скорее всего – москвич, десятилетку наверняка окончил, да и чин у него, по их меркам, немаленький, равен армейскому капитану. А в те годы нередко и сержанты райотделами НКВД руководили.
Он сидел сбоку от стола, писал что-то, положив на коленку планшетку.
Сколько, интересно, раз ему приходилось заниматься подобным делом, носителей каких громких имен и званий препроводил на первую ступеньку ведущей в ад лестницы? Мемуары мог бы в старости написать, пожалуй, интересные, только вот старости как раз и не будет. Через годик-другой сам станет объектом подобной процедуры. А может, и без процедуры обойдется. Шульгин не знал, каким образом происходила «смена караула» в НКВД после устранения Ежова и прихода Берии. Может, просто пуля в затылок прямо на рабочем месте? В любом случае долгая жизнь лейтенанту госбезопасности не светит, так что комплексовать Шульгин не собирался.
– А у вас там, на Лубянке, какие порядки? – нарушил он тишину. – В камерах курить можно? Если можно, я папиросами запасусь. Кстати, если желаете, закуривайте прямо здесь, вон на столе коробка…
Лейтенант поднял голову, намереваясь вновь оборвать надоедливого врага народа, однако то, что он хотел сказать, так и осталось тайной.
В стремительном броске Шульгин ребром ладони перебил ему шейные позвонки. Крутнулся на месте, носком сапога ударил в висок присевшего у нижних полок шкафа на корточки сержанта, резким толчком ладони в область сердца отбросил к стене второго. И успел придержать его, плавно опустил обмякшее тело на ковер, чтобы, падая, оно не произвело лишнего шума.
Выпрямился, машинально поправил упавший на глаз чуб.
Да, подумал Сашка, спецподготовка ежовских гвардейцев не выдерживает никакой критики. Любой, наверное, муровский опер даст им сто очков вперед. Да и неудивительно, воры – народ серьезный, могут и пером пощекотать, и бритвой полоснуть по глазам, а от наркомов, маршалов и старых большевиков чекисты подвоха не ждут. Народ дисциплинированный. Даром что у каждого то «маузер» именной, то «браунинг» в кармане штанов, ящике стола или прямо под подушкой.
И ведь, кажется, за все эти годы больших и малых терроров случая не было, чтобы хоть один чекист на таких вот задержаниях пострадал. Что-то такое про Каширина, кажется, рассказывали, да про Буденного был анекдот. Все прочие ночные аресты воспринимали как должное.
Шульгин отодвинул край шторы и выглянул в коридор. Боец с винтовкой скучал у двери, понятые переговаривались шепотом.
Шариков от подшипника в доме у наркома не водилось, но и мраморная пепельница подошла. Звук от удара в лоб получился тупой, с отчетливым хрустом треснувшей кости. Лязгнула об пол штыком винтовка.
– Тихо, тихо, граждане понятые… – успокаивающе сказал Шульгин, покачивая стволом лейтенантского «нагана». – Я вас трогать не собираюсь, только без глупостей. Официально вам сообщаю – группа бандитов, бухаринцев-троцкистов, намеревалась, переодевшись в форму наших славных органов, совершить теракт против члена правительства, – он пощелкал пальцами по значку и ордену. – Однако я их обезвредил! Но могут появиться сообщники, возможна и перестрелка. Поэтому прошу пройти в чуланчик и сидеть тихо, пока не приедут настоящие чекисты и не снимут с вас показания… – С этими словами он втолкнул понятых в комнату без окон, еще раз погрозил «наганом» и запер дверь снаружи.
Он заглянул в детскую, где жена наркома с каменным лицом сидела между кроватями все еще спящих сыновей.
– Собирайся, Зоя…
– Что? Что такое? – воскликнула женщина. Ее словно разбудили, резко встряхнув за плечи, и она озиралась с недоумением и испугом.
– Я сказал – собирайся. Товарищи поняли, что были не правы. И не возражают, чтобы мы уехали…
– Как? Куда? Что ты говоришь?.. – Она ничего не понимала, зная, что пришедшие с обыском чекисты никогда просто так не уходят, а главное – никогда не видела у своего мужа такого лица и такого взгляда.
– Все скажу, только не сейчас. Одевайся теплее, одевай ребят, поедем на машине, погода холодная. На все сборы – тридцать минут…
На самом деле времени было сколько угодно. Такие обыски длятся по нескольку часов, водитель в машине скорее всего спит, и собираться можно без спешки.
Шульгин и сам не знал, для чего все это сделал и продолжает делать. Наверное, ему, оказавшемуся в одной с наркомом шкуре, просто захотелось показать, как следует поступать в трудные моменты настоящему мужчине. Он не знал, в самом ли деле все происходит наяву, как у Новикова с Берестиным, или внушено ему, по-прежнему лежащему на койке в логове аггров, но это не имело значения. Пока ему не помешают режиссеры, он будет исполнять свою сольную партию. Да ведь и просто интересно, получится у него или нет, сумеет он оставить в дураках всесильное «ведомство страха»? А если все происходит наяву – так пусть нарком получит свой шанс.
В большой портфель Шульгин сложил все оказавшиеся в доме деньги, драгоценности жены, «наганы» чекистов, в два чемодана – самое необходимое из одежды, альбом с семейными фотографиями, несколько детских игрушек.
