бушевавшая как в Европе, так и в Штатах и не щадившая ни военных, ни штатских. Люди умирали тысячами; гибли и дети, и старики. А в конце месяца французы и американцы начали совместное наступление. Через несколько дней части генерала Дугласа Хейга штурмовали линию Гинденбурга и прорвали ее. Шесть дней спустя Австрия и Германия обратились к президенту Вильсону с посланием, предлагая заключить перемирие. Тем временем британские, американские и французские части продолжали преодолевать ожесточенное сопротивление и взламывать глубоко эшелонированную германскую оборону. Противостояние продолжалось еще пять недель.
Одиннадцатого ноября военные действия прекратились. Война, терзавшая Европу четыре с лишним года и стоившая пятнадцать миллионов жизней, закончилась.
Аннабелл слушала новости, держа на руках ребенка, и по ее щекам текли слезы.
Глава 20
Война закончилась, и нормальная жизнь начала медленно восстанавливаться. Мужчины возвращались в родные места, обзаводились семьями, возвращались к прежней жизни и работе. На улицах появились раненые и люди в инвалидных колясках, на костылях и протезах. Но эти люди были хотя бы живы. А тех, кто не вернулся, поминали и оплакивали. Аннабелл часто вспоминала своих бывших сокурсников, погибших на фронте. Она вспоминала не только Марселя, но и Руперта, который изводил девушку в первые месяцы учебы, а потом стал ей добрым другом.
Стали прибывать новые учащиеся, и к весне в школе было уже шестьдесят студентов — серьезных, целеустремленных, желавших стать врачами и приносить пользу людям. Аннабелл продолжала оставаться единственной женщиной в школе. Студенты обожали ее дочь. На первом дне рождения девочки присутствовали все студенты школы. На следующий день малышка сделала свой первый шаг. Она была всеобщей любимицей, и даже суровый доктор Громон таял, увидев ее. Когда Консуэло исполнилось семнадцать месяцев, Аннабелл окончила второй курс.
Медицинская школа стала гостеприимным домом как для Аннабелл, так и для Консуэло; шестьдесят добрых дядюшек были готовы исполнить любой ее каприз. Они делали девочке маленькие подарки, играли с ней, брали на руки или качали на коленях. Консуэло росла чудесным и ласковым ребенком.
Когда хозяева все же решили продать виллу в Антибе, Аннабелл пришлось отказаться от нее. Прощаться с Флориной и Гастоном было жаль, но Брижитт оставалась с ней. Флигель для троих был вполне достаточен.
Иногда Аннабелл следила за подраставшей Консуэло и снова задумывалась о том, не стоит ли связаться с семьей виконта. Теперь у нее был собственный ребенок, и она лучше понимала психологию родителей. Может быть, они захотят поддерживать связь, с дочерью убитого сына… Но она не могла заставить себя сделать это. Мысль с кем-то делить ребенка была нестерпима. Девочка настолько была точной копией матери, словно никто другой к ее рождению отношения не имел. Все, кто видел малышку, говорили, что она — вылитая Аннабелл.
Дни учебы в медицинской школе летели стремительно. Аннабелл была так поглощена учебой, что сама была удивлена, когда окончила последний семестр.
Аннабелл получила диплом врача, когда ей исполнилось тридцать. А Консуэло в апреле исполнилось пять. Расставаться со школой было так же тяжело, как и в свое время оставить родной дом. Она испытывала радость и грусть одновременно. Аннабелл приняла решение уехать в Париж и использовать для этого свою связь со старейшей больницей города — Отель-Дье-де-Пари, расположенной на острове Сите, неподалеку от Нотр-Дам. У нее была мечта открыть собственный врачебный кабинет. Аннабелл надеялась работать с доктором де Брэ, но тот умер прошлой весной. А за месяц до получения диплома оборвалась последняя ниточка, связывавшая ее с домом. Президент отцовского банка прислал ей письмо и сообщил, что Джосайя умер в Мексике в феврале, а Генри Орсон вскоре после своего друга. Клерк, который вел дела Аннабелл, решил, что ей следует об этом знать, и переслал ей письмо, оставленное Джосайей. Миллбэнку было сорок девять лет.
Сообщение о его смерти и письмо повергли Аннабелл в глубокую грусть. Со времени ухода Джосайи и ее отъезда в Европу прошло восемь лет, а со времени их официального развода — семь. Письмо было нежным и грустным. Джосайя написал его незадолго до своего конца. Сообщал, что в Мексике они с Генри были счастливы, но он всегда думал о ней с любовью, жалел о несчастьях, которые на нее навлек, и надеялся, что она тоже будет счастлива и когда-нибудь простит его. Читая письмо, Аннабелл испытывала странное ощущение, что мира, в котором она выросла и жила с Джосайей, больше вообще не существует. Она живет во Франции, у нее есть ребенок и профессия. Мосты давно сожжены. В Штатах у нее остался только ньюпортский коттедж, пустующий уже восемь лет и поддерживаемый усилиями преданных родительских слуг. Аннабелл сомневалась, что когда-нибудь увидит его снова, но продавать дом, тем не менее, не хотела. Во-первых, у нее не хватало на это духу; во-вторых, в этом не было необходимости. Родительского наследства им с Консуэло хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Конечно, однажды она соберется с силами и продаст коттедж, но сейчас этого делать не станет. Она не могла на это решиться точно так же, как не могла решиться связаться с родителями покойного виконта. Они с Консуэло жили в собственном мире, обособленном и вполне достаточном для них обеих.
Расставание со школой и однокурсниками оказалось болезненным. Все ее друзья уезжали в разные концы страны. Многие оставались на юге, а с единственным сокурсником, который уезжал в Париж, у нее не было дружеских отношений. За годы, проведенные в Европе, у Аннабелл не было ни одного романа. Во время войны она до изнеможения трудилась в госпиталях, а потом была занята учебой и дочерью. Была серьезной молодой вдовой, а теперь стала врачом. В ее жизни не было места для чего-то другого, но это ее нисколько не огорчало. Джосайя разбил ей сердце, а отец Консуэло добил ее окончательное. Мужчина ей не нужен; у нее есть Консуэло и работа.
В июне Аннабелл с дочерью сели на поезд и отправились в Париж, Брижитт поехала с ними, она сгорала от желания увидеть столицу. Аннабелл не была в Париже несколько лет; за это время город снова стал одной из столиц мира. Они прибыли на Лионский вокзал, взяли такси и двинулись в гостиницу на левом берегу Сены, в которой Аннабелл заранее заказала номер. Эту небольшую гостиницу порекомендовал ей Громон; она идеально подходила для двух женщин с ребенком. Доктор предупредил ее об опасностях Парижа. Аннабелл обратила внимание на то, что таксист был русским и выглядел очень внушительно. В Париже в эти годы появилось много русских аристократов, бежавших из страны после победы большевиков и убийства царской семьи. Большинство из них, чтобы выжить, шли на работу в такси или перебивались случайными заработками.
Когда Аннабелл регистрировалась в гостинице как
Они устроились в гостинице. Доктор Громон должен был прислать вещи Аннабелл позже, когда она найдет дом, в котором сможет открыть собственный медицинский кабинет.
На следующий день после приезда в Париж она отправилась в больницу Отель-Дье-де-Пари за разрешением направлять туда пациентов. Тем временем Брижитт повела Консуэло в Люксембургский сад.
— Мама, мы видели верблюда! — восторженно воскликнула Консуэло, когда Аннабелл вернулась в гостиницу. — Я хотела на нем покататься, а мне не разрешили, — обиженно надув губы, добавила девочка, но потом не удержалась и захихикала.
Рекомендация доктора Громона сделала свое дело; разрешение было получено. Для Аннабелл это был большой шаг вперед. Она повела Консуэло и Брижитт на обед в ресторан отеля «Мёрис». После этого русский таксист провез их по вечернему Парижу и показал местные достопримечательности. Этот Париж совсем не был похож на военный город, в который безутешная Аннабелл приехала после бегства из Нью-
