(1 мая 1568 – 16 октября 1569)
Мы всегда воспеваем Генриха…
Любимца Марса и молодости…
Франция стремительно сползала к хаосу. Вдохновленные арестом Марии Стюарт, которую Елизавета Английская содержала под стражей без всяких на то оснований, протестанты разгромили церковь в Блуа и осквернили алтарь. Ла-Рошель практически становится вольным городом, где находят прибежище пираты со всего мира. Ответом католиков были ежедневные убийства.
Встревоженная Екатерина созывает Королевский совет, но присутствовать на нем, к сожалению, не может из-за схваченной накануне простуды.
Совет собрался 1 мая 1568 года. Это был исторический день, когда окончательно разошлись пути сторонников умеренной политики и сторонников жестких мер. Канцлер Л’Опиталь говорит о терпимости. Его точку зрения разделяют кардинал Бурбонский, Карнавале, Амио. Кардинал Лотарингский, его братья и герцог Немурский придерживаются противоположного мнения.
Последним предлагают высказаться монсеньору. Твердым голосом он произносит: «Пусть король проявит силу, чтобы сохранить подле себя хороших и покарать дурных». Противники расходятся, поссорившись навсегда. И тут Екатерина совершает ошибку, за которую она так корила гугенотов: она пытается заманить в ловушку и схватить Конде и Колиньи. Попытка кончилась неудачей, но привела к гражданской войне, через неделю уже полыхавшей по всей стране.
Екатерина совсем пала духом: казна была пуста, Колиньи становился все популярнее на западе страны и превратил Лa-Рошель в свой арсенал, Мувана поднял весь Прованс и Дофине, собрав около себя ветеранов итальянских походов, Конде был тесно связан с принцем Оранским и с немецкими князьями, английский флот стоял в Ла-Манше, и, наконец, Карл IX тяжело заболел.
Королева-мать довольно быстро взяла себя в руки. Английский посланник предложил выступить посредником в переговорах с мятежниками, но Екатерина холодно ответила, что ее сын не нуждается в посредниках между своей особой и своими поданными. Король выздоровел. Из каких-то непонятных финансовых источников поступили необходимые деньги. Был издан новый эдикт, запрещавший протестантские обряды и требовавший, чтобы все пасторы покинули Францию в течение двух недель.
Эдикт был представлен на рассмотрение совета. Л’Опиталь решительно отказывается поставить под этим эдиктом государственную печать, к неописуемой ярости кардинала Лотарингского. Маршалу Монморанси пришлось развести двух противников, которые схватили друг друга за грудки! Екатерина не обращает никакого внимания на эту ссору, высказывает Л’Опиталю свое недовольство и утверждает эдикт собственной властью.
Когда Л’Опиталь оказался в опале, которую он принял с большим достоинством, управление государством переходит к ультра-католикам, а кардинал Лотарингский становится кем-то вроде первого министра.
Но все равно честолюбие Гизов не было удовлетворено. Они хотели поставить во главе армии молодого Генриха де Гиза, обеспечив ему таким образом славу, благодаря которой он стал бы, как и его отец, кумиром всех французских католиков. С другой стороны, и королю не терпелось начать сражаться и убивать.
Но ни те, ни другие не принимают в расчет королеву-мать. Она обводит Гизов вокруг пальца, силой запирает в Лувре молодого короля и отдает генерал-лейтенантство своему младшему сыну.
Оставив позади мстительную злопамятность брата, надежды фаворитов и мечты матери, 4 октября 1568 года Генрих в расшитом драгоценными камнями наряде занял место во главе армии.
Королева следит за каждым его шагом; она отчаянно радуется каждому успеху Генриха, в трудные минуты оказывается рядом, а в ежедневных письмах объясняет, что он должен предпринять. Переписка эта представляет собой забавное свидетельство того, как могла Екатерина порой смешивать чисто материнские волнения с заботами главы государства. Она напоминает сыну о необходимости умываться, наставляет, как следует держать себя с ближайшим окружением, планирует военные операции, заботится о своевременной выплате жалованья солдатам. «Сын мой, – пишет она в постскриптуме официального послания, – я прошу Вас помнить все мои наставления и беречь себя, поскольку здоровьем Вы не очень сильны. И пусть Вам будут ниспосланы почести и слава, каких Вам желаю я. Ваша добрая матушка Е.»
Но главная услуга, которую она оказала молодому генералу, состояла в том, что в помощь ему был дан опытный граф Таванн.
Вожди протестантов не сумели воспользоваться своими преимуществами. Мувана разбил Монпансье, когда монсеньор подошел со своей армией к Шателеро.
Конде и Колиньи безуспешно пытались воспрепятствовать воссоединению двух католических армий – Монпансье и монсеньора; герцог Анжуйский шел за ними по пятам. Желавший избежать сражения, Конде собирался взять Сансэ, но в суматохе и неразберихе солдаты его повернули на лагерь монсеньора. Это было для всех полной неожиданностью, и ни одна из сторон не сумела ею воспользоваться. Принц отважно сражался, отступая до Лудена, где обе армии сошлись лицом к лицу. Победа не досталась никому – 22 декабря Генрих вошел в Шинон, а Конде – в Пуату.
Все это привело к началу по-настоящему серьезной войны, полной жестокостей и зверств: пленников сбрасывали с башен на острые пики, крестьян поджаривали на медленном огне, подвесив за ноги, топили живьем в колодцах.
В монастырях, которые брали приступом гугеноты, разыгрывались невероятные сцены. А Строцци, кузен королевы-матери, приказал утопить в Луаре восемьсот женщин, которых его солдаты возили за собой, чтобы развлекаться, и которых он счел излишней обузой.
Обе стороны словно соревновались друг с другом в жестокости. На счет католиков следует отнести полное уничтожение всех пленных, резню, устроенную в гарнизонах Боннефуа, Бовуар-сюр-Мер, Рабастен. А на счет протестантов – резню в Пон, в Сен-Флоран, в Нонтрон-ан-Перигор, жестокую расправу с гарнизоном Орте и уничтожение всех жителей Мэлле. Зверства достигают предела, когда вмешиваются иностранцы. Откликнувшись на призыв Конде, Вильгельм Оранский вступает в Пикардию, а Вольфганг Баварский, герцог Дё-Пон, – в Шампань. Чтобы избавиться от них, Екатерина без всяких колебаний прибегает к крайним мерам – несмотря на протесты нунция, она продала церковное имущество, что позволило ей купить уход Вильгельма Оранского; однако Дё-Пон ничего не хотел слушать.
Продвигаясь к Шаранту, королевская армия подошла к Ангумуа. В ночь с 12 на 13 марта 1569 года она переправляется через реку и атакует передовые отряды врага, которыми командовал Колиньи.
Конде, вместе с основными силами протестантов, находился в нескольких лье. Узнав о нападении, Конде приказывает седлать коней, и в последний момент, когда все были готовы, лошадь Ларошфуко так сильно лягнула Конде, что сломала ему ногу. Он больше не может сидеть в седле и кричит: «Солдаты, вспомните, в каком состоянии Людовик Бурбонский шел в бой за Христа и свою родину!»
Он атакует вслепую. Передовые эскадроны католиков пропустили его, а затем замкнули позади Конде кольцо. В этой ловушке его люди падали один за другим; сам Конде оказался придавлен лошадью, в стременах которой запутался. И в этот момент Робер де Монтескью, капитан гвардии монсеньора, одним ударом убивает его. Несчастный «маленький принц» мгновенно испускает дух.
Чей приказ выполнял Монтескью, убивая Конде? Герцога Анжуйского, как полагают по сей день многие историки? Но разве можно предположить, чтобы на такой поступок отважился семнадцатилетний юноша, совсем не сведущий в политике, и чтобы он взвалил на себя бремя подобной ответственности? Несмотря на привычку быть в центре внимания, Генрих оставался послушным орудием в руках своей матери, учеником Таванна. Приказ, полученный Монтескью, должен был исходить от кого-то свыше, если только не предположить, что капитан гвардии искал случая привлечь к себе внимание.
Победа в этом сражении не имела особого значения, однако в королевской армии, где пьянство быстро стало главным пороком, все напились. Среди захваченных в плен были убийца Шарри, месье дю Шателье- Порто, и убийца коннетабля, Роберт Стюарт. Участь первого была предрешена: еще до того, как его схватили, королева-мать приказала не щадить того, от чьей руки пал преданный ей полковник. Второй же предстал перед герцогом Анжуйским.
В изысканных выражениях шотландец говорит о правах военнопленного и требует, чтобы с ним обращались как с солдатом. Генрих был тронут достоинством этого человека, с головы до ног вымазанного
