– Лайам, вы отец, вы не можете бросить своих детей. Вам обязательно надо увидеться с ними, поговорить, сказать, что вы всегда будете их любить.
– Да, – согласился Лайам. – Наверное, я решусь. Правда, не знаю когда. – Но говорил он неуверенно, словно не верил собственным словам.
Заказывая столик, Саша попросила не приносить им счет – она не хотела ставить Лайама в неловкое положение. После кофе и сладкого они вышли на улицу и нашли ее машину. Саша попросила шофера отвезти ее в отель, а потом Лайама к нему домой. Но у отеля Лайам тоже вышел из машины. Он предложил выпить в баре. Но Саша отказалась. Она никогда много не пила, а сегодня было уже и вино, и шампанское.
– Тогда провожу вас до номера, а потом спущусь и вызову такси, – Лайам.
Странно, но его предложение не удивило Сашу. Она чувствовала, что Лайам не хочет отпускать ее, да и ей самой перспектива опять пребывать в одиночестве не показалась на этот раз привлекательной. Поднимаясь по лестнице, Саша бросила взгляд на туфли Лайама и улыбнулась. Отсутствие шнурков и носков теперь веселило ее. Она не удержалась от того, чтобы поддразнить Лайама.
– Не нашел ничего подходящего, – объяснил он, нимало не смутясь. – И вообще, мадам, вы не забыли – я художник. Нам можно и без носков. – произнес это с горделивым вызовом, и Саша рассмеялась.
– Кто придумал это правило?
– Я, – важно ответил Лайам. – Я шальной художник. С детства. Мне позволено делать все, что заблагорассудится. – Он говорил серьезно, а в глазах сверкали бесовские искорки. Вот уж действительно, человек, не признающий никаких правил и норм.
– Нет, все, что заблагорассудится, вам делать никто не позволит. Правила существуют для всех. – Она чувствовала себя настоящей классной дамой, делающей внушение нерадивому ученику.
– И относительно носков есть правила? – усмехнулся Лайам.
– Конечно. – «Надо будет послать ему упаковку носков и рубашек, – решила Саша. – И шнурков в придачу. Вот голь перекатная! Еще станет ли носить? Скорее всего, нет. Ему, кажется, нравится быть не таким, как все. Небось и белье не носит?» При этой мысли она покраснела.
– О чем вы подумали? – От него не укрылось ее смущение.
– Да так, ни о чем… – Она смутилась вконец.
– Неправда! Вы подумали, есть ли на мне белье. Так ведь?
О господи, он угадал, и Саша зарделась еще сильней.
– А вот и нет, – попыталась сопротивляться она.
– А вот и да, а вот и да! Так знайте: есть. Трусы мне найти удалось.
– Это обнадеживает, – вздохнула она с облегчением, и он опять засмеялся.
– Надеюсь, этого нет в контракте? Что я должен носить носки и трусы? Иначе, я его разрываю. Никто не может мне диктовать, что мне носить и что делать!
Типичный подростковый бунт или он ее разыгрывает? У Лайама Эллисона явно проблемы с контролем над эмоциями, так это, во всяком случае, выглядело. Всю жизнь он плывет против течения, борется со всеми нормами и стандартами и нарушает принятые правила. И, похоже, не замечает, что далеко не всем это нравится.
– Теперь, когда вы спросили, мне в самом деле кажется, что этот пункт в контракте тоже прописан, – продолжала игру Саша. Ей было весело, впервые за долгое время. Тем временем они подошли к двери Сашиного номера.
– Ни за что не соглашусь! – твердил Лайам. Точь-в-точь капризный ребенок.
– Точно-точно, я вспомнила, – повторила Саша. – Там сказано, что отныне вы обязаны всегда быть в носках и нижнем белье.
– Вы не имеете права меня заставлять! – почти выкрикнул он.
– Имею, – строго повторила она, и тут, к ее изумлению, он улыбнулся, наклонился и поцеловал ее в губы, заставив замолчать. От неожиданности она даже выронила ключ и сумочку. После поцелуя Саша подняла глаза: – Вы с ума сошли! – она в панике оттого, что поцелуй Лайама взволновал ее. Это какое-то безумие, но ей понравилось с ним целоваться!
Лайам поднял с пола ключ и отпер дверь. Вопросительно посмотрел на Сашу – она молча вошла в номер. Он – следом. Едва сделав пару шагов, он опять бросился ее целовать, ногой закрывая за собой дверь. Сашу охватила дрожь.
Хотелось его остановить. Причем совершенно искренне. Но она не могла. А потом произошло невероятное – ей вдруг расхотелось его останавливать. Не отрываясь от ее губ, Лайам поднял ее на руки и отнес на кровать. Потом протянул руку и погасил лампу. Он ничего не говорил. Только целовал ее и снимал с нее одежду. В следующее мгновение они уже были в постели, обнаженные, и занимались любовью, но как это произошло, она не помнила. Саша вновь хотела его остановить и опять не смогла. Да нет, ничего она не хотела! Ей как раз нравилось то, чем они занимались. То же самое происходило с Лайамом. Двое изголодавшихся людей устремились друг к другу и оказались не в силах устоять. Так велико оказалось взаимное притяжение. Ничто не имело значения в эти мгновения: ни прошлая жизнь, ни возраст, ни образ жизни. Они были нужны друг другу, нужны, чтобы справиться с одиночеством, их жадностью накинулись друг на друга, пока не упали в изнеможении на подушки, но и тогда не разняли объятий. Саша лежала в темноте и смотрела на Лайама, не понимая, как такое могло произойти, а он улыбался ей с нежностью восхищенного и любящего мужчины.
– Кажется, я в тебя влюблен, – тихо сказал он, И по ее лицу покатились слезы. Она не думала, что когда-нибудь еще услышит эти слова, и вот их произносит Лайам, которого она почти совсем не знает. Но сердцем, душой Саша ощущала его как очень близкого человека. С его непредсказуемостью и нежностью, с уязвимостью и жаждой любви.
– Это невозможно! Ты меня совсем не знаешь, – так же тихо возразила она, не вытирая слез. Она
