операции на первый взгляд, как сказал Лайам, обнадеживали. Травма была не угрожающей жизни ребенка, но все же очень тяжелой. Когда после операции они смогли поговорить, Лайам рассказал, что будущий муж Бет вне себя от горя и раскаяния. Шарлотта ведь была с ним, он показывал ей ее будущую комнату и на секунду отвернулся, тут-то она и упала. Бет чуть не убила его, но бедняга и сам совершенно извелся. Ситуация для всех была очень тяжелой. Старший сын, Том, срочно прилетел из колледжа, чтобы быть рядом с сестренкой. В эти часы семья собралась вместе. Саша жалела, что не может там быть. Она предложила прилететь и снять номер в гостинице рядом с госпиталем, чтобы поддерживать Лайама, но он сказал, что их всех разместили в палате Шарлотты и коридоре. Так что видеться им все равно не удастся. И она осталась в Нью-Йорке, постоянно держа в сумочке телефон.
В семь часов Саша ушла из галереи и была неотлучно дома. За ночь Лайам опять ей несколько раз звонил. Утром, после очередной бессонной ночи, в том числе и для Саши, появились обнадеживающие новости. Лайам сказал, что Бет хоть и на взводе, но с ним держится достойно. Из-за трагедии с девочкой она едва не обезумела.
Бет и ее жениху пришлось даже свадьбу отложить, которая должна была состояться уже через три недели. Теперь решили перенести свадьбу на январь, когда наступит ясность с состоянием Шарлотты. В один миг вся жизнь многих людей перевернулась, ведь пока никто не мог поручиться за успешное выздоровление девочки.
Время тянулось мучительно медленно, и по прошествии недели стало ясно, что полный паралич Шарлотте не грозит, а вот будет ли она ходить, еще неизвестно. Вероятность того, что она снова встанет, была довольно высока, но уверенно этого пока никто сказать не мог, а если она и встанет, то ходить сможет не раньше чем через несколько месяцев, если не лет. Ей еще предстояло несколько операций. Саша боялась спросить, но, узнав, что их страховка все покрывает, вздохнула с облегчением, в противном случае семья бы, ко всему прочему, оказалась разорена. На восстановление потребуется время и многие тысячи долларов. Будет нелегко и самой девочке, и Бет, которой предстоит за ней ухаживать. Когда Лайам об этом рассказывал, в его голосе появлялись виноватые нотки. С Шарлоттой кто-то должен был находиться неотлучно, а для Лайама это было невозможно. Он живет в Лондоне, готовится переехать к Саше в Париж. Он просил у нее прощения за то, что не сможет встретить с ней Рождество, но сейчас это была для них далеко не самая главная проблема. Саша решила остаться на Рождество в Нью-Йорке. Если Лайаму удастся хоть на денек вырваться, то в таком случае это будет намного проще, чем лететь в Париж. А в галерее в Париже прекрасно управятся и без нее. Они ее никогда не подводили – спасибо Бернару.
Она позвонила Ксавье и рассказала о несчастье, тот посочувствовал Лайаму. Шарлотту Ксавье хорошо знал, он бывал у них еще до развода с Бет. Он отказывался верить, что девочке может грозить паралич, и твердил, что все обойдется. Просил мать передать Лайаму самые горячие слова поддержки и пообещал каждый день ходить в церковь и молиться за выздоровление малышки.
Саша как раз в то утро поставила за нее свечку и отстояла службу, что, вообще-то, случалось с ней редко.
Ксавье предложил приехать в Нью-Йорк, чтобы провести с ней Рождество, но, понимая, что ему хочется остаться в Лондоне с новой подружкой, которая к тому же позвала его с собой в горы, Саша его отпустила. Там он, без сомнения, проведет время куда интереснее. Он был искренне признателен и пообещал следующее Рождество уж точно встретить с ней. Есть надежда, что тогда к ним присоединятся и Татьяна, и Лайам. А пока было слишком много других забот.
Две следующие недели Лайам звонил постоянно. Приближалось Рождество. Но для близких Лайама праздник отошел на задний план, они продолжали почти безотлучно находиться в больнице. Прогнозы врачей были многообещающими. Но напряжение не спадало. Лайам так извелся, что в нем появилась раздражительность, да и звонить он стал реже, поскольку теперь сидел с дочкой поочередно с Бет, по восемь часов кряду. В свободное время ложился прикорнуть на койке в коридоре, а уж потом звонил Саше. Та понимала, в каком он находится напряжении. По крайней мере, изо всех сил старалась понять. Она тоже измучилась, хоть и переживала на расстоянии и могла лишь представить себе, как тяжело им всем там денно и нощно дежурить в больнице у постели беспомощного ребенка. Лайам говорил, что девочка очень страдает и у него сердце разрывается на нее смотреть. Для всех это был кошмар. У Саши при каждом разговоре с Лайамом ныло сердце. Он обещал приехать в Нью-Йорк при первой возможности. Но пока было неясно, когда такая возможность представится, а сама Саша не спрашивала. Она хотела облегчить ему жизнь, а не усугублять его проблемы.
За два дня до Рождества врачи преподнесли маленькой Шарлотте и ее родным лучший в их жизни подарок. Они сказали, что потребуется очень много времени, но девочка, скорее всего, встанет на ноги. Быть может, ей потребуются костыли или трость, но главное, что она будет на своих ногах. Позвоночник сохранил основные функции, хотя без последствий такая травма пройти не может. Предстоит много и долго трудиться, но это все же лучше, чем неподвижность, чего все опасались. Не меньше трех месяцев ей еще предстояло пролежать в больнице. Ей надо мужественно перенести все предстоящие операции, но медики были настроены оптимистично. В тот же день ее исключили из группы риска. Когда Лайам сообщил об этом Саше, та расплакалась. Беда есть беда, но все же всем стало немного легче, ведь они уже полмесяца жили в постоянном напряжении.
– Я хочу приехать тебя повидать, – сказал он. Голос у него был измученный.
– Нет, лучше я приеду. Я не хочу, чтобы ты ехал в таком состоянии.
– Я в отличном состоянии, – возразил он, но Сашу не убедил. Уже две с лишним недели Лайам падал с ног от усталости. Подумать было страшно, как он поведет машину. Но он настоял на том, что сам приедет завтра и Рождество все-таки встретит с ней, а потом вернется в Вермонт. Он продолжал дежурить у дочки по очереди с Бет и Бекки, что показалось Саше весьма странным. Но, учитывая обстоятельства, другого выхода не оставалось. С девочкой нужно было находиться постоянно, прибегли к помощи бабушки, деда и будущего отчима. Саша рассказала о несчастье и Татьяне, та ужаснулась и просила передать Лайаму слова сочувствия. Саша передала, он был тронут и попросил поблагодарить девушку. При всей избалованности и своенравном характере сердце у Татьяны было доброе.
Весь день Саша волновалась за Лайама. Звонила ему каждый час, но он отвечал бодрым голосом. Накануне он наконец выспался перед дальней дорогой. Саша не могла дождаться, когда увидит Лайама, и была тронута тем, что он, несмотря на все невзгоды, решил быть вместе с ней в праздник.
Саша заранее нарядила елку. Под ней она положила приготовленные для него подарки – оригинальную рубашку, новую бейсболку, книгу по искусству, принадлежавшую еще ее отцу, и часы от Картье. Саша уже вся извелась от нетерпения, когда в шесть часов Лайам наконец приехал. Он быстро добрался, благо дороги в кои-то веки не были забиты машинами.
Едва завидев Лайама, Саша разрыдалась. Вид у него был измученный и страдальческий, она обняла его и долго плакала у него груди. Никогда в жизни Лайаму еще не приходилось испытывать такие эмоции – никому не пожелаешь. Лайама эти страдания в одночасье сделали мужчиной. За какие-то две недели он постарел лет на десять. Саше было больно на него смотреть, такая мука и скорбь застыли в его глазах. Он попробовал описать ей, как все было. Хотя все эти подробности были Саше хорошо известны из телефонных разговоров, она понимала, что Лайаму необходимо было выговориться.
