горловинами, судя по направлению, может достигать десятка миль. И вряд ли гипотетический враг будет располагать спутниковыми панорамными снимками местности. В нынешней реальности не только спутников еще нет, но и самолетов с нужным радиусом действия. Только какие враги здесь могут быть у супермиллионера, британского лорда, человека с огромной политической властью и влиянием, насколько я могу судить? По крайней мере, в моем времени у Новой Зеландии самостоятельных врагов не было, и боевых действий на ее территории не велось ни разу с момента включения в состав владений британской короны. Вот разве что здесь все совершенно по-другому, и те торпедные катера — не выходцы из чужой реальности, из чистого интереса атаковавшие беззащитную прогулочную яхту, а часть враждебных Новикову и его «Братству» вооруженных сил, оперирующих в Южных морях.
Только здесь я вернулся наконец к мучившему меня все это время вопросу: так принимать нам или нет предложение «друзей» о вступлении в «Братство» со всеми вытекающими плюсами и минусами или для пробы отказаться и посмотреть, что из этого выйдет?
Алла ответила, не задумываясь, видимо, тоже размышляла на эту тему.
— В любом варианте сидеть в здешнем захолустье и ждать у моря погоды я не собираюсь. Предложение надо принимать. Человек в совершенно чужом мире, тем более в мире чужого прошлого без поддержки не выживет. Хоть мы и должны бы, кажется, быть на столетие умнее и опытнее их. — Увидела мой едва заметный протестующий жест и уточнила: — Ладно, может, и выживет, но что это будет за жизнь? Нужно принадлежать к стае… Мы с тобой люди не самые глупые, значит, сумеем занять в ней подобающее место. Соглашайся. Тем более я же вижу — тебе этого хочется.
— А ты?
— Куда мне деваться? Наш девиз: «Вдвоем против всего мира». Думаю, занятие и мне найдется. Надеюсь, совсем уж грязную работу не предложат…
— Надейся. Судя по всему, они глупостями не занимаются, и господин Новиков имеет на нас серьезные виды. А когда осмотримся, может, подвернется и самостоятельный вариант.
— А ты веришь, что нам его позволят осуществить? Где ты видал таких глупых и недальновидных вождей тайного общества? Я бы, например, не рискнула проверить это на собственной шкуре…
— Мне бы твою шкуру тоже было жалко подвергнуть такому испытанию… — Я провел ладонью по гладкой щеке и шее со вздрагивающей жилкой.
На сем и порешили. В поселок вернулись в гораздо более уравновешенном состоянии духа, чем вчера.
…О своем решении я сообщил Андрею перед обедом, когда он в непривычной праздности сидел на скамейке у обрыва. Здесь они соорудили миниатюрный, метров тридцать в длину, но совсем настоящий приморский бульвар.
— Вот и славненько, — рассеянно ответил он, щурясь на ярко сияющее в безоблачном небе солнце. — Правильный выбор — уже половина успеха.
— Успеха — в чем?
— В достижении поставленной цели.
— Даже если сам не знаешь, в чем она состоит?
— В этом случае тем более…
После столь содержательного обмена мнениями Андрей сообщил, что на некоторый срок они с Берестиным должны покинуть форт, а непосредственно моим приобщением к делам «Братства» займется Александр Иванович.
— Он у нас как бы министр иностранных и внутренних дел одновременно, ему и карты в руки. Думаю, до нашего возвращения он успеет тебя достаточно просветить, чтобы все следующие решения ты принимал не только интуитивно, но и со знанием дела.
— На чем вы отбываете? — спросил я напоследок. — На «Призраке» или на крейсере?
— Морем долгонько выйдет, если в Европу. Недели две в один конец даже полным ходом. А на круизы лимит исчерпан.
— Так у вас тут и собственные самолеты есть? Или из Веллингтона летают?
— И из Веллингтона, и из Сиднея. Техника шагает семимильными шагами. — Андрей усмехнулся по обыкновению двусмысленно и поднялся, давая понять, что деловой разговор считает законченным.
Александр Иванович принял меня во время файв-о-клока, на сей раз демонстрируя вместо ранее подчеркивавшейся русскости определенную англизированность своего наряда и манер. В небольшой комнате первого этажа, обставленной мебелью в стиле «чиппендейл» и выходящей двумя окнами в запущенный сад, так густо заросший чем-то вроде бузины, что предвечерний золотистый свет, проходя сквозь листву, окрашивал помещение странной и тревожной цветовой гаммой. Искрились и мерцали в косом луче роящиеся пылинки. Из приоткрытой форточки тянуло запахом сырости и прелых листьев.
Спиртного на столе, против обыкновения, не было.
— Итак, — произнес Шульгин, разливая по чашкам ароматный чай вишневого оттенка. — Клятву на Библии или Коране приносить не будем. Разве что потом, по завершении спецподготовки, произведем нечто вроде принятия присяги, да и то если это не поперек твоим политическим или религиозным убеждениям.
— Что понимается под спецподготовкой? — насторожился я.
— Не более чем курс теоретических знаний и практических навыков, необходимых для успешного выживания и достойного исполнения заданий, каковые могут быть тебе поручены… — Он подумал немного и добавил: — А могут и не быть… Для простоты представь, что ты чей-нибудь разведчик и готовишься легализоваться в стране, о которой почти не имеешь понятия. Правда, знаешь язык, да и то чересчур академически. Столь же уместный для повседневного общения, как оксфордский английский в доках Глазго. К примеру.
Действительно, его русский язык для понимания был гораздо сложнее, чем тот, на котором мы разговаривали с Новиковым. Но Андрей-то, по его словам, прожил в нашем мире около года…
— И все же, Александр Иванович, не могли бы вы несколько подробнее очертить круг вопросов, к решению которых я могу оказаться причастным?
— Какой осторожный человек, — хмыкнул Шульгин. — Да не ждут вас лихие перестрелки, теракты и экспроприации экспроприаторов. Ориентируйтесь на вполне рутинную, как всякая почти агентурная разведка, но иногда не лишенную приятности работу по сбору достаточно открытой информации, ее анализ, в почти исключительных случаях — определенная коррекция окружающей жизни методами иногда явной, иногда тайной дипломатии. Тем более что человек вы в общем грамотный, умеющий себя вести в нестандартных ситуациях. — Его манера обращаться ко мне то на «ты», то на «вы» слегка удивляла. Я еще не сообразил, как мне на нее реагировать. Попробовать разве тот же метод? Что-то мешало. Я решил пока, до установления более тесных отношений, ограничиваться вежливым «вы», придавая ему по необходимости различные интонации.
— А если опасаетесь, что совсем уж скучно будет на нашей службе, могу слегка утешить. Коррекция реальности штука увлекательная, хотя и обоюдоострая временами. Вот, например, занимаемся мы такими вещами, как сдерживание технического прогресса…
— Зачем? — поразился я. — Человечество всегда именно к прогрессу и стремилось…
— Кто это вам сказал? — в свою очередь, он изобразил на лице удивление. — Если вы под человечеством только Европу понимаете, тогда еще так-сяк. Да и то прогрессом она занимается от силы лет четыреста. Все же остальные обитатели Ойкумены, напротив, к прогрессу испытывают стойкую и вполне понятную неприязнь. Назовите мне навскидку любую неевропейскую страну, где к эпохе великих географических открытий за тысячу лет хоть что-то существенно изменилось, исключая, конечно, прямые заимствования у «колонизаторов». Вот то-то… Более же предметным наш разговор станет после того, как вы изучите курс сравнительной истории двадцатого века.
Далее — придется серьезно заняться тем, что на языке разведчиков именуется «обстановка». Это означает знание бытовых подробностей жизни в стране пребывания. Кто, когда, почему, какую одежду носит, какие цены в магазинах, ресторанах и отелях, когда и кому положено давать чаевые, как нанять такси или извозчика, как звонить по телефону, что делать, если вас задержит полисмен или городовой… Как
