«Надо будет поговорить завтра с сестрой Анной, — подумала: Габриэла, борясь со сном. — Не может быть, чтобы после исповеди у Джо Анна не переменилась ко мне. Мы помиримся и, может быть, даже станем друзьями…»
В полудреме Габриэла и не заметила, что назвала святого отца по имени. Она знала только одно: впервые за много недель к ней вернулись прежнее хорошее настроение и спокойствие. И за это она должна была благодарить только одного человека, у которого были такие внимательные голубые глаза и такой мягкий, приятный баритон. Интересно, как в его устах прозвучали бы нежные признания?.. О боже!
Путая слова, знакомые чуть не с самого детства, Габриэла прочла про себя последнюю молитву и уснула крепким, спокойным сном. В эту ночь ни один кошмар не потревожил ее.
Среди ночи Габриэла, правда, проснулась, но не от того, что ей снова приснилась мать. Ее разбудило ощущение спокойного, безмятежного счастья, о котором она не смела даже мечтать. Сев на кровати, Габриэла посмотрела па спящих сестру Софию и сестру Петицию, и ее сердце сжалось от сладкой боли. Она поняла, как она любит монастырь, любит настоятельницу, сестер и все, что ее здесь окружает. У всех них были общие дела и общая цель, способные сделать счастливым каждого, кто решил посвятить им свою жизнь. Именно такого служения Габриэла, сама того не понимая, хотела всю жизнь, и вот теперь господь открыл ей ее истинное предназначение. До сегодняшней ночи она продолжала сомневаться в правильности своего же решения сделаться монахиней, теперь же это стадо единственным, ради чего Габриэла жила.
Под утро Габриэла снова заснула, но, перед тем как провалиться в сон, она успела еще раз с благодарностью подумать об отце Коннорсе. Он вернул ее на путь истинный. Габриэла порадовалась, что через неделю снова услышит и увидит его. Ей даже казалось, что молодой священник понимает ее гораздо лучше, чем престарелый отец О'Брайан. Что ж, быть может, это господь внял наконец ее молитвам и послал ей Джо…
И с мыслью о том, как удачно все складывается, Габриэла заснула окончательно и не просыпалась до тех пор, пока звон колоколов не поднял ее на утреннюю молитву благодатному Иисусу.
Глава 9
Остаток недели пролетел незаметно. Молодые кандидатки не покладая рук трудились от зари до зари. Габриэле этого казалось мало, и она решила дополнительно работать в саду. Она давно мечтала расширить посадки овощей, к тому же этот неспешный и однообразный труд очень способствовал размышлениям и молитвам. Вечером Габриэла по-прежнему пыталась писать, но, слишком уставая за день, сумела закончить только несколько коротких стихотворений и сказок. Работа над книгой, которую она давно задумала, совсем не шла. Надо сказать, что нападки сестры Анны внесли в жизнь Габриэлы сумятицу и тревогу. Несколько раз неугомонная послушница из Вермонта говорила ей прямо в лицо, что нечего, дескать, кичиться своим писательским мастерством, все равно у нее ничего не получится. Это, разумеется, были просто слова, глупые и завистливые, но странным образом они застряли в памяти и мешали Габриэле сосредоточиться. Не раз она в отчаянии отодвигала от себя исчерканные, смятые листки. Габриэла ничего не могла с собой поделать — она верила сестре Анне, которая обладала над ней какой-то гипнотической, почти сверхъестественной властью.
На самом деле, конечно, сестра Анна была здесь ни при чем. Любой человек, ведущий себя подобным образом, мог смутить Габриэлу. Настолько она сама не верила в свои силы и сомневалась в каждом написанном слове.
Кому это надо — читать ее рассказы? Нелепо даже называть это работой. Так — приятное времяпрепровождение, отдушина, сквозь которую она могла без страха смотреть на внешний мир.
Ничего удивительного, что злые слова сестры Анны легко нашли путь к сердцу Габриэлы.
В конце недели в монастырь снова приехал отец Коннорс. Он отслужил воскресную мессу и прошел в исповедальню, к которой тотчас же выстроилась очередь из монахинь и послушниц.
Габриэла встала в эту очередь одной из последних.
Она думала, что ей придется напоминать отцу Коннорсу о себе, однако он сразу узнал ее по голосу и поинтересовался, как идут дела. У него была очень свободная манера слушать исповедь. Габриэла подумала, что в его устах даже освященные веками католические формулы звучат по-человечески тепло. Впрочем, исповедь, кто бы ее ни вел, всегда приносила ей значительное облегчение. Только в исповедальне Габриэла чувствовала, что ей действительно прощаются все те ужасные грехи, о которых она боялась не только говорить, но и думать. И только после исповеди и святого причастия Габриэла не чувствовала себя неисправимой, насквозь порочной и безнадежной.
Отвечая на вопрос отца Коннорса, Габриэла сказала, что много молилась и их отношения с сестрой Анной стали несколько лучше. Потом она призналась еще в нескольких мелких грехах. Слишком многое казалось ей греховным, когда она думала о собственных поступках.
Коннорс, велев Габриэле пять раз прочесть «Отче наш…», отпустил ее с миром.
Габриэла думала, что на этом все и кончится, однако они неожиданно увиделись еще раз. Когда, прочтя положенные молитвы, она вместе с другими монахинями пришла завтракать в трапезную, то увидела там отца Коннорса, который сидел за столиком матушки Григории и пил кофе. Заметив ее, священник приветливо помахал Габриэле рукой, и она смущенно улыбнулась в ответ, снова подумав о том, как же он все-таки похож на ее отца.
Правда, отец Коннорс был намного выше и шире в плечах, однако в его жестах, в движениях и улыбке Габриэле чудилось что-то до боли знакомое.
Она долго раздумывала об этом странном сходстве, и поэтому замечание, которое отпустила в ее адрес сестра Анна, застало Габриэлу врасплох.
— Ты еще не рассказала сестре-наставнице об отце Коннорсе? — спросила та, когда после завтрака они с Габриэлой отправились работать в саду.
Габриэла удивленно вскинула на нее глаза.
— Об отце Коннорсе? — переспросила она. — А что я должна была рассказать о нем сестре Эммануэль?
— О нем и о себе, — ответила сестра Анна со злобным смешком. — Все заметили, как бесстыдно ты пялилась на него в прошлый раз после исповеди. А сегодня так просто в открытую флиртовала с ним в столовой.
В первое мгновение Габриэла решила, что сестра Анна шутит. Она не допускала и мысли, что все это может быть сказано серьезно. Да нет, сестра Анна, конечно, шутит, правда, несколько странновато. Габриэла махнула рукой и, рассмеявшись, продолжила пропалывать только что взошедший базилик.
Она уже почти забыла о сестре Анне, задумавшись за работой. Но та пристально смотрела на Габриэлу, так что она наконец почувствовала неприязненный взгляд.
— Но это действительно смешно, Анна! — воскликнула Габриэла, выпрямляясь.
— Ничего смешного, — сердито отрезала сестра Анна, на щеках которой пылали два алых пятна. — Я говорила совершенно серьезно. И если ты хочешь быть хорошей послушницей, ты должна сама рассказать об этом сестре Эммануэль.
— Не говори глупости, — Габриэла с трудом сдерживала растущее раздражение. Она уже почувствовала, Анна нашла новый предлог, чтобы изводить и мучить ее. Обычно этой злобной девице удавалось заставить Габриэлу почувствовать себя виноватой, хотя на самом деле та не совершала ничего предосудительного. Но сейчас Габриэла была абсолютно уверена в своей правоте.
— Я разговаривала с ним только на исповеди, — добавила она, стараясь смягчить прозвучавший в ее голосе гнев.
— Это ложь, и ты это прекрасно знаешь, — торжествующе уличила ее сестра Анна. Боже мой, да она была чуть ли не счастлива! Габриэла почти пожалела ее. Она знала, что жизнь обошлась с девушкой неласково. В монастырь ее привело горькое разочарование во всех и вся, и, судя по всему, раны были еще свежи.
— Ложь? — переспросила Габриэла.
— Да! — воскликнула Анна, и в голосе ее слышалось ликование. — Я сама видела, как он смотрел на тебя в трапезной. И если ты не расскажешь об этом сестре Эммануэль, я сделаю это за тебя.
Теперь уже Габриэла выпрямилась во весь рост и гневно нахмурилась.
— Не забывайся, сестра, — строго сказала она. — Ты говоришь не о ком-нибудь, а о священнике — о
