осталась одна обертка. Процеженное сквозь листву солнце плясало перед ними тысячью солнечных зайчиков. Габриэле начало казаться, что она видит удивительный сон. О том, что это тихое волшебство очень скоро может обернуться настоящим кошмаром, никто из них не думал.
— Спасибо, что смогла встретиться со мной, Габи, — снова повторил Джо. Он слишком хорошо знал, чего ей стоило вырваться из монастыря, не возбуждая ничьих подозрений. И это — равно как и нетерпение, с каким Джо ждал этого свидания, — сделало для него драгоценной каждую проведенную с ней минуту.
Между тем первоначальное потрясение постепенно проходило, и, чтобы не тратить времени даром, они торопливо заговорили обо всем, что их волновало и тревожило. И все же ни Джо, ни Габриэла не решались заглядывать далеко в будущее, подсознательно ограничивая себя настоящим.
Джо, например, особенно интересовало, как скоро Габриэла сумеет снова встретиться с ним в городе. А кто мог это знать? Сегодня им просто несказанно повезло, и оттого в их свидании было что-то от свершившегося чуда.
Габриэла уже чувствовала, что просто не сможет обойтись без подобных вылазок. Их торопливые встречи в пустой келье были ничем по сравнению с небывалой свободой, которой Габриэла вкусила сегодня.
— Может, что-то и подвернется, — сказала она наконец, но как-то не очень уверенно. У Джо от огорчения вытянулось лицо.
— Нет, — сказала она, спеша успокоить его, — я совершенно уверена, что сестра Эммануэль или мать- настоятельница еще будут посылать меня в город по каким-то делам, просто сейчас я ничего не могу сказать точно.
Монахини любили ее и часто шли ей навстречу, даже если это было связано с мелкими нарушениями монастырского устава. А Габриэла, в свою очередь, изо всех сил старалась отплатить добром за добро, выполняя для сестер мелкие поручения и беря на себя самые тяжелые и грязные работы. Она имела все основания полагать, что так будет продолжаться и дальше, пока она будет выполнять все, что полагается кандидатке в послушницы.
Единственное, что слегка беспокоило Габриэлу, это то, что за прошедшую неделю она не написала ни строчки.
В этот их первый день вдвоем им пришлось расстаться до обидного скоро. Уже в половине двенадцатого Джо проводил Габриэлу обратно к фургону, и все же минуты, проведенные вместе, казались им часами — такими они были радостными и счастливыми. Это заставило их с жадностью мечтать о новой встрече.
Возле фургона Джо поцеловал Габриэлу в последний раз и при этом так плотно прижался к ней, что она даже слегка смутилась. Но уже в следующею секунду ее тело стало податливым и мягким, и Джо пришлось напрячь всю свою волю, чтобы отпустить ее.
— Будь осторожна, Габи. Никому не рассказывай о нашей встрече, — зачем-то предупредил он, и Габриэла невольно рассмеялась.
— Даже сестре Анне? — пошутила она, и Джо улыбнулся несколько вымученной улыбкой. Ему хотелось смотреть на нее, слышать ее голос и проделывать все те глупости, которые совершают влюбленные мужчины.
Впрочем, в его жизни этого никогда не было, хотя Джо исполнилось уже тридцать два года. Его одолевали самые сладостные мечты и самые невероятные фантазии, которых он ни за что бы не допустил всего несколько месяцев назад. Любовь ворвалась в его душу словно разбушевавшаяся река; она размыла все дамбы и снесла все плотины и преграды, и теперь остановить этот поток было невозможно.
Стоя возле древнего монастырского фургона, Джо держался за нагретую солнцем водительскую дверцу и с томительной нежностью глядел, как Габриэла надевает черный платок, пряча под него свои удивительные волосы.
Они были у нее светлыми и искрящимися, словно она каждый день мыла их в золотой воде. Джо с грустью подумал, что до сих пор ни разу не видел ее без платка.
— Увидимся завтра, на исповеди. Вернее — услышимся… — сказала Габриэла с надеждой, и Джо сдержанно кивнул. Ему хотелось чего-то большего, чем перешептывание и быстрый поцелуй через вынутую решетку исповедальни. Вот сейчас она сядет в свой фургон и уедет.
Как скверно от этого на душе. Но Джо знал, что должен покориться неизбежному.
— Ключ от той кельи все еще у тебя? — спросил он и нахмурился.
Габриэла улыбнулась. Сейчас Джо больше всего походил на обиженного мальчишку, которого отправляют спать в самый разгар взрослого праздника.
— Я знаю, где он лежит.
Она подмигнула, но Джо нахмурился еще сильнее. Он хорошо понимал, какой опасности подвергает себя Габриэла, но встречи в нежилой келье были все-таки лучше, чем перешептывания в исповедальне.
Потом они поцеловались в последний раз, и Габриэла" поехала назад, в монастырь. Движение на улицах стало ; гораздо более оживленным, однако до Святого Матфея она добралась даже быстрее, чем рассчитывала. Там две послушницы помогли ей разгрузить ткань. Рулоны, которые они укладывали на застланную упаковочной бумагой садовую тележку, были ужасно тяжелыми, но Габриэла чувствовала в себе такой прилив сил, что работала за десятерых. И это, несомненно, было следствием ее встречи с Джо.
После обеда Габриэла снова возилась в саду, молилась со всеми в церкви, помогала мыть посуду и полы в трапезной. Вечером, когда матушка Григория зашла навестить Габриэлу, та сидела за столом и писала новый рассказ.
Настоятельницу уже некоторое время грызло какое-то непонятное беспокойство. При всем своем жизненном опыте она не могла понять его причину. Габриэла выглядела веселой, жизнерадостной, была всем довольна. Похоже, никакие сомнения в правильности выбранного пути ее не преследовали и не мучили. Судя по отзывам остальных монахинь, сестра Бернадетта была вполне счастлива и думала только о вечном обете, который ей предстояло принять через четыре года.
Ушла матушка Григория более или менее успокоенной, зато у Габриэлы — впервые со времени их объяснения с Джо — неожиданно проснулась совесть. Она обманывала ту, что заменила ей мать. Мысль о том, как жестоко будет разочарована матушка Григория, узнав правду, заставляла Габриэлу страдать. Да и как она скажет настоятельнице эту правду? Это было просто невозможно. Но теперь Габриэла хотела в жизни только одного — быть с Джо Коннорсом.
На следующий день они снова увиделись — сначала в исповедальне, потом — в маленькой келье- архиве в нежилой части монастыря. После вчерашнего свидания в парке она показалась им особенно тесной и жалкой, но Габриэла знала, что в ближайшее время ей вряд ли удастся вырваться.
И она оказалась права. Прошло полных две недели, прежде чем ее снова послали в город с поручением. Эти четырнадцать дней ожидания едва не свели обоих с ума.
Они встретились в Центральном парке и почти сразу свернули на пустынную аллею, ведущую вглубь. Держась за руки, они медленно пошли по ней. Где-то далеко играл струнный оркестр, и незнакомая мелодия летела между стволами и глохла в листве. Рука Джо лежала в ее руке. Теплый, ласковый ветер овевал раскрасневшиеся от восторга щеки Габриэлы.
Весь день сжался для нее в этот короткий час, который она провела с ним. Как Габриэла ни старалась, она никак не могла припомнить, что же еще она делала в тот день.
Но эта вспышка счастья все же была слишком короткой. Габриэла очень быстро почувствовала разочарование от того, что ей нельзя видеть Джо все двадцать четыре часа в сутки. Каждый из них хотел взять друг от друга и от новой открывшейся им жизни как можно больше. Каждая минута, проведенная вместе, была для них самой большой драгоценностью.
Через несколько дней они снова встретились в Центральном парке. На этот раз у Габриэлы было гораздо меньше времени, чем в первый раз, поэтому они не стали заходить далеко, а сели на траву на первой же попавшейся лужайке. Габриэла положила голову к Джо на колени, а он перебирал ее чудесные золотистые волосы и говорил, говорил, словно спеша высказать как можно больше за те жалкие тридцать минут, что подарила им судьба.
Вскоре Габриэла уехала, увозя в своем сердце надежду на новую встречу. Правда, теперь они почти каждый день виделись либо в исповедальне, либо в пыльной нежилой комнате архива, но этого было до отчаяния мало. Они до сих пор не решили, как им быть дальше, хотя к этому времени они были уже вполне уверены в чувствах друг друга. Со стороны положение, в которое они попали; выглядело вульгарно и даже
