последнее время мать изменилась: она стала больше общаться с ними и пыталась выйти из бесконечной депрессии.
— Тебе звонят, — окликнула она мать.
— Кто? — спросила Беата, неожиданно забыв, чьего звонка она так ждала, и предположив, что это Вероника, которая уже несколько месяцев упрашивала Беату сшить ей платье для рождественского бала. Вероника считала, что работа поможет Беате скорее прийти в себя. Но Беата не брала иголку в руки с самой смерти Антуана, если не считать тех нескольких случаев, когда она мастерила что-нибудь простенькое для девочек. Ее больше не интересовали ни вечерние, ни бальные наряды. Да и в деньгах Беата теперь не нуждалась.
— Дама не назвалась, — объяснила Амадея, уводя Дафну наверх.
Беата взяла трубку.
— Алло?
Дыхание у нее перехватило при первых же звуках такого знакомого голоса. За эти годы он совсем не изменился.
— Беата? — прошептала Моника, боясь, что ее подслушают. Якоба не было дома, но все в доме знали, что ей не позволено говорить с дочерью. Она мертва, и этим все сказано.
— О Господи! Спасибо, что позвонила. Ты была такой красивой в синагоге! Все такая же, как прежде.
Обе знали, что семнадцать лет способны состарить кого угодно. Но для Беаты мать по-прежнему была молодой.
— А ты выглядела такой печальной. Ты здорова? Все в порядке?
— Антуан умер.
— Мне очень жаль.
Похоже, мать говорила искренне. Ее встревожило, что дочь походила на тень прежней Беаты. Именно поэтому она позвонила. Что бы там ни твердил Якоб, мать не может отвернуться от попавшей в беду дочери.
— Когда?
— Шесть лет назад. У меня две чудесные девочки, Амадея и Дафна.
— Они похожи на тебя? — спросила мать, и Беата почувствовала, что она улыбается.
— Младшая. Старшая — копия отца. Мама, ты хотела бы их увидеть?
Последовало бесконечное молчание. Наконец мать устало вздохнула: очевидно, и ее последнее время не баловала жизнь.
— Очень.
— О, я так рада! — совсем по-детски воскликнула Беата. — Когда ты хочешь прийти?
— Может, завтра днем? К чаю? Наверное, к этому времени девочки вернутся домой из школы.
— Конечно, мы все будем дома.
Беата не сдерживала слез. Именно об этом она молила Бога столько лет. Прощение. Отпущение грехов. Возможность прикоснуться к матери. Хотя бы еще раз. Пережить несколько мгновений в ее объятиях.
— Что ты им скажешь?
— Не знаю. Сегодня вечером подумаю.
— Если скажешь правду, они меня возненавидят, — печально проговорила Моника. Но она не меньше Беаты мечтала об этой встрече. К тому же кто знает, что им еще предстоит пережить? Германия отныне — не самое безопасное место для евреев. Якоб боялся, что рано или поздно их тоже арестуют, хотя Хорст и Ульм уверяли, что такого быть не может. Они немцы, а не бездомные бродяги, которые наводняют улицы города. Нацисты стараются очистить страну от криминальных элементов, а Витгенштейны — уважаемые люди. Якоб не соглашался с сыновьями. Но родители старели, и мать хотела перед смертью увидеться с дочерью. Чтобы исцелить сердце, в котором все эти годы кровоточила незаживающая рана.
— Им не обязательно знать правду. Мы можем во всем обвинить папу, — улыбнулась Беата. Обе знали, что Якоб никогда не смягчится, поэтому вероятность, что он захочет познакомиться с внучками, была нулевой. Моника же всем своим существом чувствовала, что он больше не имеет права заставлять ее участвовать в этой трагедии. И она больше не позволит мучить ни себя, ни Беату.
— Не волнуйся, я что-нибудь придумаю, — заверила дочь. — Они будут счастливы познакомиться с бабушкой. И знаешь, мама… — Она едва не задохнулась. — Я не могу дождаться, когда увижу тебя.
— Я тоже, — взволнованно призналась мать.
Беата всю ночь проворочалась без сна, придумывая, что скажет дочерям, и утром за завтраком объявила, что сегодня к ним придет одна дама, которая очень хочет встретиться с ними.
— Кто это? — спросила Амадея без особого интереса. Сегодня ей предстояла контрольная работа, поэтому она допоздна занималась и плохо выспалась. Училась девушка отлично.
Беата слегка поколебалась.
— Ваша бабушка, — сказала она наконец. Девочки дружно ахнули.
— Я думала, она умерла, — с подозрением пробормотала Амадея, уже не зная, чему верить.
— Я солгала, — призналась Беата. — Когда я выходила замуж за вашего отца, Франция и Германия воевали и народы обеих стран считали друг друга врагами. Мы с папой встретились в Швейцарии, когда вместе с родителями приехали туда на отдых. Мой отец хотел выдать меня замуж за другого, за человека, которого я почти не знала.
Как трудно объяснять это им сейчас, после стольких лет! И уж совсем невозможно подобрать слова. Все это было так давно…
— Обе семьи были против нашего брака, потому что папа был французом, а я — немкой. Но мы были безумно влюблены и молоды, и я сказала отцу, что хочу выйти замуж за вашего папу и пойду ради этого на все. Тогда он заявил, что, если я его ослушаюсь, больше никогда не увижу родных. А ваш папа был ранен и ждал меня в Швейцарии. Его кузен разрешил нам жить на принадлежащей ему ферме. И я ушла из дома: совершенно неслыханный для того времени поступок. Но я знала, что права, потому что ваш отец — очень хороший человек. И я никогда не пожалела о том, что сделала. Но мой отец, верный своему слову, отказался от меня. И не позволил никому из домашних встречаться со мной: ни матери, ни сестре, ни братьям. Все мои письма к ним возвращались нераспечатанными. Отец запретил маме видеться и разговаривать со мной. Но недавно я увидела ее… случайно.
Беата ничего не рассказала про синагогу, посчитав, что девочкам ни к чему лишние сложности. Вряд ли их обрадует известие о том, что они наполовину еврейки. Это только смутит их души, а может грозить и бедой, учитывая отношение Гитлера к евреям.
— При встрече я дала маме наш адрес и номер телефона. Вчера вечером она позвонила и сказала, что хочет познакомиться с вами. Обещала прийти сегодня днем, когда вы вернетесь из школы.
Все оказалось проще, чем она ожидала. Обе ее дочери изумленно смотрели на нее.
— Как он мог быть таким бесчеловечным? — возмутилась Амадея. — А папина семья тоже отреклась от него?
— Да. Они ненавидели немцев так же сильно, как мои родные — французов.
— Как глупо. И как подло. А ты могла бы так поступить с нами? — спросила Амадея, хотя уже знала ответ.
— Я? Ни за что. Но это было давно, и война была жестокой.
— Но почему он не позвал тебя потом? — рассудительно спросила Дафна.
— Потому что он такой упрямый старик, — бушевала Амадея.
Сама Беата давно простила отца и после долгих терзаний смирилась с его волей.
— А твоя сестра и братья? — допытывалась Амадея, все еще потрясенная услышанным. — Они ведь тоже живы? Почему же они не хотят тебя видеть?
— Боятся ослушаться отца, — просто ответила Беата, не желая вспоминать о том, как отец объявил ее мертвой.
— Должно быть, он действительно ужасен, если все так его боятся, — заключила Амадея, не в силах понять, как можно так обращаться с людьми: ведь ее отец был таким мягким, таким добрым человеком. — И папины родные тоже.
