— Я тоже люблю тебя, мама, — прошептала Беата.
Мать навсегда останется в ее сердце…
Глава 10
На следующий день Беата поехала на похороны матери, но близко не подходила, наблюдая за церемонией со стороны. Сегодня она надела дорогую шубу, элегантное черное платье и красивую шляпку, подаренную Антуаном незадолго до гибели. Наверное, мама сейчас одобрила бы ее внешность.
На пальце поблескивало материнское кольцо. Она не снимет его до самой смерти.
Застыв на месте, Беата слушала молитвы и молилась вместе с живыми. По еврейским законам Монику должны были похоронить в течение суток после смерти.
Беата проводила мать на кладбище и остановилась поодаль. Никто не знал, что она здесь.
Словно невидимый призрак, она наблюдала, как каждый из родных бросал горсть земли на опущенный в землю гроб. Когда все разошлись, Беата опустилась на колени у могилы и положила рядом маленький камешек в знак почитания мертвой, как требовала традиция. И словно со стороны услышала собственный голос, произносящий «Отче наш». Мама не обиделась бы…
Долго еще стояла Беата у могилы матери, прежде чем уйти домой. Она чувствовала, как омертвела ее душа. Недаром отец вычеркнул ее из списка живых.
Амадея подбежала к ней и обняла.
— Мне так жаль, мама, — прошептала она. Беата уже рассказала девочкам обо всем, и они долго плакали. Обе они любили бабушку, хотя Амадея испытывала к ней смешанные чувства. Она так и не простила родителям Беаты их жестокость. Беата понимала ее, но все-таки… Родителей не выбирают.
Вечером Беата рано ушла в свою комнату и легла на кровать, думая обо всем, что с ней произошло, начиная с первых дней жизни с Антуаном. Ей о многом нужно было поразмыслить, многое осознать, ведь целая жизнь прошла, жизнь достойная, хотя и нелегкая. Она заплатила за любовь высокую цену, и теперь потеря матери означала, что у нее остались только дочери. Отец еще раз дал ей это понять. Остались только дочери и их жизнь. Своей жизни у Беаты больше не было.
Очередной удар всего месяц спустя нанесла ей Амадея. Беата восприняла новость как приговор. В каком-то отношении это было почти то же самое, что лишиться матери. Правда, Амадея останется среди живых.
— Я ухожу в монастырь, мама, — спокойно объявила она в день окончания школы. Ничто не предвещало такого решения дочери, и Беата от неожиданности задохнулась. Она смотрела на дочь глазами раненой птицы, но лицо Амадеи оставалось спокойным. Она не торопилась ставить в известность мать, пока не обрела уверенность в твердости своего решения. В сделанном ею выборе не было ничего поспешного или легкомысленного.
— Никуда ты не пойдешь, — отрезала Беата, словно от нее что-то зависело. Она сознавала, что в эту минуту очень похожа на своего отца, но и это ее не останавливало. Она не допустит гибели дочери! Да и Антуан, благочестивый католик, не смирился бы с этим. — Я тебе не позволю.
— Ты не сможешь помешать мне, — возразила Амадея. Сейчас она казалась Беате совсем взрослой. Голос ее был неумолимым, а лицо словно окаменело. Слишком много сомнений терзало ее в прошлом, чтобы теперь выказать хоть тень неуверенности. Она твердо знала, что Господь дал ей призвание, и никто не поколеблет ее веру, даже родные, которых она горячо любила.
Это не были прежние споры ребенка с матерью из-за учебы в университете. Перед Беатой стояла взрослая женщина, знающая, чего она хочет, и намеренная добиться своей цели. Беату пугали и ее тон, и выражение глаз.
— Твой отец вряд ли хотел бы такой судьбы для тебя, — уговаривала она, надеясь, что на Амадею подействует хотя бы этот довод. Но дочь спокойно пожала плечами:
— Этого ты знать не можешь. Когда-то ты отказалась от всего, чтобы выйти за отца, потому что верила в свою правоту. А я верю в то, что Господь внушил мне призвание к духовной жизни, — произнесла она так благоговейно, словно говорила о Святом Граале. Девушка искренне считала, что нашла свое место в жизни. После многомесячных бесед со священником она была твердо убеждена, что ей предназначена судьба невесты Христовой.
— О Господи, — вздохнула Беата, тяжело опускаясь на стул. — Пойми, ты слишком молода, чтобы это знать. Тебе скучно, некуда приложить силы, и ты вообразила, будто в монашеской жизни есть какая-то романтика.
Беата не добавила, что дочь стремится подражать Эдит Штайн.
— Ты сама не знаешь, что говоришь, — спокойно ответила Амадея. — Я иду в монастырь кармелитов и уже побывала у настоятельницы. Пойми же, ты меня не остановишь, мама.
Беата была вынуждена признать, что дочь ведет себя не как капризный ребенок, а как человек, уже отрекшийся от мира.
— Но это закрытый орден. До конца дней ты должна будешь жить, как заключенная, вдали от мира. Ты красивая, молодая девушка, разве ты не хочешь иметь мужа и детей?
— Я хочу стать монахиней, — отчетливо повторила Амадея. Беата вздрогнула. Какое счастье, что Дафна ушла к подруге и не слышит их разговора!
— Ты просто берешь пример с Эдит Штайн. Но она ушла в монастырь в сорок два года, а перед этим жила довольно насыщенной жизнью. Она знала, что делает. В отличие от тебя. Ты слишком молода, чтобы принимать подобные решения.
— У меня будет много времени, чтобы это выяснить, — рассудительно заметила Амадея. — До пострига еще восемь лет. Пойми, мама, я этого хочу.
Она не отводила взгляда от матери. В глазах светилась спокойная решимость, ужасавшая мать.
— Но почему? Почему? — воскликнула мать. — Ты красива и молода, перед тобой вся жизнь. Зачем тебе это?!
— Я хочу служить Богу, а лучшего способа не знаю. И думаю, именно этого Он желает. Моя мечта — любить Христа так же, как ты любила папу. Ведь ты женщина верующая, ходишь в церковь. Почему же ты отказываешься меня понять?
Непонимание матери, несомненно, глубоко ранило Амадею, и что-то в глазах девушки напомнило Беате ее мать, когда та узнала об Антуане. Моника чувствовала, что ее предали. На этот раз преданной почувствовала себя Беата. Сейчас она вела себя как Якоб, — сурово и непримиримо, а ведь ей этого вовсе не хотелось. Но и отпустить Амадею в монастырь она не могла. Решение дочери казалось Беате противоестественным.
— Я восхищаюсь твоей набожностью, — как можно спокойнее постаралась ответить Беата, — но у монахинь тяжелая жизнь, и я бы желала для тебя другой судьбы. Мужа, который позаботится о тебе, любящих детей. И…
Она вдруг вспомнила о Дафне.
— Что мы с Дафной будем без тебя делать? Мне подумать страшно, что будет, когда мы останемся совсем одни.
— Я буду молиться за вас. Это куда больше, чем я могла бы сделать, оставшись с вами. Я и миру принесу больше пользы, чем продолжая жить здесь и наблюдая за ужасными вещами, которые вытворяют люди, стремясь уничтожить друг друга. Я не хочу быть свидетельницей кошмарной жестокости человека по отношению к своим собратьям.
Амадея не могла равнодушно относиться к несправедливостям, чинимым евреям. Это противоречило всему, во что она верила, а вера ее была сильна. Беата уважала ее за это, однако не могла смириться с мыслью, что жизнь дочери окажется бесплодной и бессмысленной, пройдет в стенах монастыря, вдали от реального мира.
— Пожалуйста, мама, постарайся меня понять. Это все, о чем я прошу. Ты не сможешь остановить меня, но все же я хотела бы получить твое благословение.
