Под окнами барака раздавался рев моторов. Грузовики уходили в неизвестном направлении. Заключенные заметили, что происходит что-то необычное. Даже охранники, всегда бродившие между бараками, сейчас почти не показывались. Но в лагере царил идеальный порядок, и неудивительно: Терезиенштадт — мирное место, населенное «хорошими» евреями. Они делали все, что им приказывали. Работали. Строили. Исполняли музыку и песни. Во всем подчинялись завоевателям.
Ночь выдалась тихой. В полночь Амадея соскользнула вниз, как всегда, уже одетая. Так спали все. Если раздеться, одежда исчезнет. Или потеряется.
Она сказала охраннику, что идет в туалет, а потом хочет навестить подругу на верхнем этаже, вернее, на чердаке, куда помещали самых тяжелых больных. Тот кивнул и отошел. Амадея считалась примерной заключенной, и охранник не ждал от нее никаких неприятностей. Эта монахиня вечно ухаживала за детьми, стариками и больными, которых здесь насчитывались тысячи. Да они все в той или иной степени были нездоровы!
— Доброй ночи, — вежливо попрощался он и пошел дальше. Ночь обещала быть спокойной, хотя большая часть солдат и покинула лагерь. Никаких признаков бунта. Только мирные евреи. Теплая погода немного подняла дух и заключенных, и охранников. После жестокой зимы наступило мягкое, теплое лето. Вслед Амадее неслись все те же звуки губной гармошки. Она постояла у туалета, а затем украдкой вышла из барака. На улице никого не было. Оставалось пробежать короткое расстояние до задних ворот. Как ни удивительно, ей так никто и не встретился. Был только освещенный квадрат, где ожидал ее Вильгельм. Он с улыбкой поднял руку, показывая ключ. Амадея подошла ближе. Вильгельм повернулся, ловко вставил в скважину огромный ключ, тот самый, который был выкован два века назад.
Чуть приоткрывшаяся створка скрипнула, пропуская беглецов. Вильгельм снова повернул ключ в скважине и перебросил его через ворота. Если ключ найдут, скорее всего во всем обвинят растяпу-часового. Когда же обнаружат побег, будет слишком поздно.
А потом они побежали, нет, полетели как ветер. Амадея в жизни не предполагала, что может бегать так быстро. Каждый момент, каждое мгновение она ожидала услышать выстрел, почувствовать острую боль в спине, ноге или сердце. Но ничего не происходило. В ушах шумно отдавалось тяжелое дыхание Вильгельма.
Терезиенштадт окружал густой лес. И они потонули в нем, как заблудившиеся дети, смеясь и шумно отдуваясь. У них все получилось! Они в безопасности! Она свободна!
— О Господи, — прошептала Амадея лунному свету. — О Господи! Вильгельм, мы это сделали!
Невероятно! Немыслимо!
Она сияла от радости. Он улыбнулся ей, и Амадея вдруг осознала, что никогда еще не видела столько любви в мужских глазах.
— Моя дорогая, я люблю тебя, — прошептал Вильгельм, притягивая ее к себе, и Амадее вдруг показалось, что все это затеяно только для того, чтобы заманить ее в ловушку и изнасиловать.
Heт, этого не может быть! Он рисковал не меньше, чем она. Впрочем, он всегда мог сказать, что она сбежала, а он ее преследовал. Ему ничто не мешает привести ее обратно, после того как он ее изнасилует!
Амадея уже давно никому не доверяла и сейчас подозрительно уставилась на Вильгельма. Он страстно поцеловал ее в губы, но она резко оттолкнула его.
— Вильгельм… пожалуйста… не надо… — задыхаясь, молила она.
— Глупости! — раздраженно бросил он. — Не для того я рисковал собственной жизнью, чтобы ты продолжала разыгрывать монахиню. Я женюсь на тебе, когда мы вернемся в Германию, а может, и раньше. Я тебя люблю.
Времени спорить о его иллюзиях или ее обетах не было.
— И я люблю тебя, но не так, как тебе хотелось бы. Я очень благодарна тебе за помощь, — искренне вырвалось у нее. Но он уже ласкал ее грудь, стискивая жадными пальцами. Очевидно, ему не терпелось овладеть ею.
— Вильгельм, не надо.
Амадея попыталась отскочить, но он сжал ее плечи сильными руками и стал наклонять к земле. Амадея вырывалась. В конце концов ей удалось ослабить его хватку, и она изо всех сил оттолкнула его. Вильгельм пошатнулся. Нога попала в разлапистый корень, и он, потеряв равновесие, тяжело повалился на спину. Раздался тошнотворно гулкий звук. На лице Вильгельма медленно проступало ошеломленное выражение. Только сейчас Амадея заметила, что, падая, он ударился затылком об острый угол лежавшего на земле булыжника. Под его головой медленно расплывалась огромная лужа крови.
Амадея в ужасе бросилась на колени рядом с ним. Она не хотела сделать ему ничего плохого! Просто оттолкнула! Человек, только что пытавшийся ее изнасиловать, сейчас смотрел в небо невидящими мертвыми глазами. Пульса не было.
Амадея скорбно склонила голову над телом. Она убила человека. Человека, который помог ей сбежать. Его смерть — на ее совести.
Она взглянула на тело Вильгельма, зажмурилась и перекрестилась. И только потом нерешительно взяла его автомат. У него нашлась небольшая фляжка воды, Амадея забрала и ее. Совсем немного денег, пара шоколадок и патроны. Что делать с патронами, Амадея не знала. Она предположила, что автомат заряжен, но стрелять не умела.
— Спасибо, — тихо сказала она Вильгельму, прежде чем отойти от него. Амадея сама не знала, куда идет и что хочет найти. Наверное, следует пробираться все дальше, не выходить из леса и молиться, чтобы ее обнаружили партизаны. Но она знала, что этой ночью у них другие заботы. Лидице наверняка уже горит.
Оставив тело Вильгельма, Амадея углубилась в чащу. Она так и не узнает, что он собирался сделать. Хотел ли он только изнасиловать ее или действительно любил? Был ли хорошим человеком? Она сознавала лишь, что убила человека и, что, по крайней мере, в этот момент совершенно свободна.
Глава 18
Два дня Амадея провела в лесу, не встретив ни души. Днем она шла, по ночам ухитрялась хотя бы на несколько часов заснуть. Воздух был прохладным и свежим, но в какой-то момент до нее донесся запах гари. Это Лидице.
Лес был мрачным, темным даже днем. Амадея не знала, куда идет и отыщет ли кого-нибудь, прежде чем упадет и умрет от голода, жажды и усталости. Вода во фляжке Вильгельма закончилась. На второй день Амадея набрела на ручей, и хотя не знала, можно ли из него пить, все равно напилась. Хуже той воды, которую давали в Терезиенштадте, все равно быть не могло. Там она неделями хранилась в бочках и потому была не только затхлой, но и кишела микробами. Эта хотя бы была прозрачной.
В лесу было прохладно; тишину нарушал лишь щебет птиц в ветвях деревьев. Однажды она увидела зайца, потом белку. Амадее казалось, будто она попала в зачарованный сказочный лес, и она не переставала радоваться своей свободе. Ради этой свободы она убила человека, хотя и ненамеренно. Пусть это был несчастный случай, но она все равно должна за него ответить. Как бы ей хотелось очутиться сейчас в монастыре, рядом с сестрами, где она могла бы исповедаться матери-настоятельнице!
Амадея спрятала лагерное удостоверение личности под большим камнем. Теперь она стала безымянной. Бездомной бродяжкой, шатавшейся по лесу. И номера у нее на руке не было, так что, если она встретит кого-то, вполне может наплести что угодно. Правда, любой встречный сразу поймет, кто она. Она выглядит как любая лагерная узница: худая, изголодавшаяся, грязная, в деревянной обуви.
К вечеру второго дня Амадея остановилась на ночлег, всерьез подумывая, не съесть ли горсть листьев с ближайшего дерева. А вдруг они ядовитые?
Девушка нашла и съела какие-то ягоды, отчего ужасно разболелся живот и начался понос. Ей становилось все хуже. Когда последние лучи солнца погасли, Амадея легла на мягкую землю и закрыла глаза. Если нацисты найдут ее, пусть пристрелят прямо здесь. Хорошее место, чтобы умереть. Заупокойную молитву по ней пропоют птицы. Амадея не знала, ищут ли ее или давно махнули рукой. Кому есть дело до
