еще одной еврейки? А партизаны… Если они где-то и обитают, то уж точно не здесь.
Перед сном Амадея помолилась задушу Вильгельма, за его мать и сестру. Как им будет тяжело! А Беата и Дафна? Живы ли они? А вдруг им тоже удалось убежать? С этой мыслью Амадея заснула и во сне улыбалась. Наутро, едва рассвело, ее нашли. Подкрались потихоньку, жестами объясняясь друг с другом. Один придавил ее к земле, другой зажал рот, чтобы она не закричала. Девушка, вздрогнув, проснулась и с ужасом уставилась на них. Ее окружили шестеро мужчин с автоматами. Автомат Вильгельма лежал на земле рядом с ней. Она не могла дотянуться до оружия да и не умела с ним обращаться.
Один из мужчин знаком велел ей молчать, и она кивнула, так и не поняв, кто перед ней. Немного выждав, державшие отпустили ее. Пятеро направили на нее автоматы, шестой обыскивал. Добыча оказалась ничтожной: последняя конфета, которую девушка оставила на крайний случай. Карамелька была немецкой, и это, очевидно, вызвало подозрения. Мужчины тихо переговаривались между собой по-чешски: в лагере Амадея научилась немного понимать язык у чешских узников. Но партизаны ли это или чешская полиция? Даже если и партизаны, они вполне могут ее изнасиловать. Амадея не знала, чего от них ожидать.
Ее грубо поставили на ноги и толкнули вперед. Один забрал ее автомат, остальные окружили кольцом. Шли быстро, и Амадея часто спотыкалась: не было сил идти. Когда она падала, никто не помогал ей встать, явно опасаясь ловушки.
Мужчины почти не говорили друг с другом, обмениваясь лишь междометиями. Так прошло несколько часов. Наконец, впереди показался лесной лагерь. Амадея насчитала человек двадцать. Девушку под надзором двух часовых толкнули куда-то в заросли, где, занятая беседой, сидела группа вооруженных мужчин. Те, кто привел ее сюда, уже исчезли.
Заслышав шаги, мужчины подняли глаза и в полном молчании принялись разглядывать пленницу. Один, по-видимому, бывший здесь главным, обратился к ней на чешском, но девушка покачала головой. Тогда он перешел на немецкий.
— Откуда ты? — с сильным акцентом спросил он, продолжая разглядывать ее. Грязная, худая, в ссадинах и синяках, со сбитыми в кровь ногами, она, казалось, вот-вот свалится. Но при этом прямо смотрела ему в глаза.
— Терезиенштадт, — тихо проговорила она. Если они партизаны, они должны знать правду, иначе ей не помогут. Впрочем, Амадея не исключала, что они и тогда откажут ей в помощи.
— Ты была заключенной?
Она кивнула.
— Сбежала?
— Да.
— А где твой номер? — с подозрением спросил он.
Белокурая голубоглазая незнакомка скорее походила на немецкую шпионку. Даже в таком виде она была красива и, очевидно, напугана. Мужчина невольно восхитился ее мужеством. Одна, среди чужих людей, но и вида не показывает, что боится.
— Они забыли его выколоть, — слегка улыбнулась она. Он не улыбнулся в ответ. Сейчас не до шуток. Слишком многое стоит на кону. Для всех. Не только для нее.
— Ты еврейка?
— Наполовину. Моя мать — немецкая еврейка. Отец — француз, католик. Мать приняла его веру.
— Где она? Тоже в Терезиенштадте?
Амадея на секунду отвела глаза.
— Год назад ее вместе с моей сестрой отправили в Равенсбрюк.
— Долго ты пробыла в Терезине?
Он употребил чешское название крепости, но она поняла.
— С января.
Мужчина кивнул.
— А ты французский знаешь?
На этот раз кивнула она.
— Насколько хорошо?
— Почти в совершенстве.
— Акцент есть? Можешь в равной мере сойти как за немку, так и за француженку?
Поняв, что они собираются помочь ей, Амадея вдруг разом обессилела.
Мужчина продолжал бомбардировать ее деловыми, резкими вопросами по существу. Он был похож на фермера, но, как Амадея узнала позже, возглавлял отряд здешних партизан. Именно он решал, что с ней делать.
— Могу, — заверила она.
Но командир уже видел, что девушка очень похожа на немку. Для них это может оказаться огромным везением. Настоящая арийка!
Поколебавшись, Амадея осмелилась спросить:
— Что вы сделаете со мной? Куда отведете?
— Пока не знаю, — вздохнул мужчина. — В Германию тебе нельзя, если ты и вправду еврейка. Во всяком случае, жить там тебе опасно. Мы можем снабдить тебя фальшивыми документами, но рано или поздно они все равно докопаются до правды. Здесь ты тоже не можешь оставаться. Тут не место для женщин. Так что будем думать.
Он что-то сказал одному из своих людей, и тот принес Амадее поесть. Ее тошнило от голода, но все же кусок с трудом лез в горло. Полгода она не видела настоящей еды.
— Ладно, пока поживешь у нас. Сейчас везде небезопасно.
— Что с Лидице? — тихо спросила она.
В глазах партизана сверкнула ненависть.
— Все мужчины и мальчики мертвы. Женщин увезли. Деревня сгорела.
— Простите, — тихо пробормотала она. Командир отвел глаза. Он не сказал ей, что в Лидице жил его брат с семьей.
— Пройдет несколько недель, а может, и месяцев, прежде чем мы сумеем переправить тебя в другое место. На то, чтобы добыть документы, нужно время.
— Спасибо.
Не все ли равно, где она будет жить. Везде лучше, чем там, откуда она сбежала.
Раньше девушку можно было переправить на конспиративную квартиру в Праге, но сейчас повсюду шли обыски.
Поэтому Амадее до начала августа пришлось прожить в лесном лагере. Она почти все время молилась или гуляла поблизости. Мужчины приходили и уходили. Однажды появилась женщина, но вскоре и она исчезла. С Амадеей никто не разговаривал, но это ничуть ее не волновало. Она продолжала молиться. В лесу было так мирно и спокойно, что трудно было поверить, будто где-то, совсем неподалеку, бушует война.
Однажды, когда Амадея уже пробыла в лагере несколько недель, обитатели, узнав, что она из Кельна, рассказали ей, что Кельн подвергся массированной бомбардировке англичан с воздуха. В Терезиенштадте об этом ничего не знали. Партизаны же уверяли, что нацисты потерпели крупное поражение. Оставалось надеяться, что с Добиньи ничего не случилось. Впрочем, они жили достаточно далеко от города, так что, возможно, все и обошлось.
Почти через два месяца после появления Амадеи в лагере командир отозвал ее в сторону и объяснил свой план. От местных властей они ничего не слышали об успешном побеге из лагеря. Возможно, гестаповцы посчитали, что она давно мертва. Одной еврейкой больше или меньше, какая разница! Неизвестно, связали ли ее побег с исчезновением Вильгельма в тот же вечер и нашли ли его труп. Может, и нет. Сами партизаны не отваживались подходить слишком близко к Терезиенштадту, чтобы найти и похоронить беднягу. Да и вряд ли они стали бы стараться для немецкого солдата.
Чешские борцы за свободу в Праге изготовили документы для Амадеи. По документам она стала Фридой Оберхоф, двадцатипятилетней домохозяйкой из Мюнхена, муж которой служил в Праге. По легенде она приехала его навестить. Муж был комендантом одного из районов города и, получив отпуск,
