Государство, армия и общество Древнего Египта

детьми; никогда ничего подобного не привозили ни одному царю с начала времен».

Начальник заботится о том, чтобы все эти разнообразные грузы были аккуратно сложены на кораблях, где их штабеля поднимаются почти до высоты нижнего мостика. Однако обезьянам позволяют свободно бегать по кораблю; во время обратного пути они с удовольствием взбираются на крепкий парус, который протянут над кораблем; но похоже, что одна из них предпочитает сидеть на корточках рядом с капитаном и с забавной серьезностью повторяет командные жесты его милости, несомненно каждый раз заново восхищая этим моряков. Когда «воины господина двух стран мирно прибыли домой и радостно добрались до Фив», их прибытие туда было обставлено поистине как триумфальное шествие. С зелеными ветвями в руках они вошли в этот город в праздничной процессии и преподнесли своей правительнице дары, «подобных которым до этого не привозили ни одному другому царю».

Один из рисунков, изображающих экспедицию царицы Хатшепсут. Загрузка корабля (согласно Dum. Flotte, pi. 2)

И в самом деле, среди них есть «два живых леопарда, которые должны ходить следом за ее величеством», и, что вызывает еще большее изумление, «тридцать одно живое ладанное дерево, которые были привезены в числе сокровищ Пунта для величия этого бога, Амона-Ра. Никто еще не видел подобного с тех пор, как был сотворен мир». Более того, похоже, что в первую очередь именно этот успех царицы Хатшепсут вызвал восхищение и желание подражать, потому что Тутмос III тоже получил от жителей Пунта живое ладанное дерево[374]; и, когда через три столетия после этого царь Рамсес III послал свои большие корабли посетить страны «великого моря обратной воды»[375], то есть Южную Аравию, эти деревья снова считались очень важной частью военной добычи[376], которую эта экспедиция привезла из Божественной страны и из Пунта[377].

Похоже, что торговля Египта со странами благовоний почти не оставила долговременных следов ни с одной ни с другой стороны. Несколько варварских названий различных сортов благовоний вошли в египетский язык, и, вероятно, бог Бес – странная фигура, которая начиная со времен Нового царства почиталась в Египте как дух-хранитель, – попал в Египет благодаря этой торговле. В любом случае влияние стран Красного моря на Египет было совершенно незначительным по сравнению с влиянием Палестины и Сирии.

Следы связей с этими странами, северными соседями, можно обнаружить уже в эпоху Древнего царства: как мы уже видели в девятой главе, уже в эту раннюю эпоху был в употреблении один вид хлеба, заимствованный у семитских народов. Повесть о Синухете, в которой так точно описана жизнь бедуинов, заставляет предположить, что в период правления XII династии существовало активное общение между Египтом и Палестиной. Из этой повести мы узнаем, что египетские послы по пути к местам своего назначения часто проезжали через страну Тену и что у князей этой страны обычно жили египтяне – несомненно, из-за торговых дел. Нам, по сути дела, сказано, что египетские оружейники ездили со своим товаром в чужие страны[378]; на стелах эпохи Среднего царства часто бывают изображены семитские девушки в качестве любимых рабынь, а это свидетельствует, что по меньшей мере один товар семитского происхождения высоко ценился в Египте[379].

Однако по-настоящему северные страны открылись для египтян только в эпоху Нового царства – благодаря завоевательным походам великих царей XVIII династии. По монументам и сочинениям этой эпохи мы получаем представление о Передней Азии, которое во многих подробностях может действительно быть неполным и неясным, но которое ценно для истории.

Страна Хару, которая лежала между пограничным египетским городом Тару и городом Эупа, делилась на несколько округов. Ее южная часть, «верхняя Ретену», вероятно соответствовавшая нашей Палестине, делилась на два округа, из которых южный назывался Кенана (Ханаан), а северный – Эмур (страна аморитов). Под «нижней Ретену» подразумевалась равнинная низменная часть Сирии. Финикия носила имя Кефт, а ее жители назывались фенех. Все эти земли делились на маленькие слабые города-государства, которые не имели особого политического значения для Египта. Но в Северной Сирии фараонам по меньшей мере в течение какого-то времени противостояли сильные государства, прежде всего Хеттское царство, о котором мы уже говорили ранее, а также Кеде и др. На северо-востоке, где египтяне столкнулись с цивилизацией Месопотамии, обычно самой далекой точкой для них было государство Нахарина на Евфрате. Правда, египтяне торговали и с более далеким Сангаром, то есть гористым краем между Евфратом и Тигром, где теперь есть невысокие горы Синджар. Но с самой Ассирией фараоны, видимо, долго не вступали в контакт, и похоже, что Вавилон также был им почти неизвестен. Даже Евфрат египтяне не знали под каким-либо постоянным именем, а называли его «вода Нахарины» или, пораженные направлением, в котором он тек, – обитателям долины Нила оно, конечно, казалось совершенно неестественным, – говорили о нем как об «обратной воде, по которой, чтобы двигаться на север, надо плыть вверх по течению»[380]. Дошедшие до нас названия мест, относящиеся к этой части мира и особенно к ее южной половине, насчитываются сотнями. Для большинства из них мы совершенно не в состоянии определить, к чему они относятся (к нашему времени ситуция резко изменилась в лучшую сторону. – Ред.), но, к счастью, мы можем различить среди них имена знаменитых городов Сирии. Так, мы читаем о Дамаске и Бейруте, о Библе и о Тире, «городе в море, куда воду привозят на корабле»; соседние города Газа и Иоппия (совр. Яффа) тоже часто упоминаются египтянами.

Было бы очень интересно узнать, доходили или нет связи египтян с другими странами дальше на запад, прежде всего до греческих островов, и всегда ли корабли, которые Рамсес II и Рамсес III посылали в море, чтобы «привезти дары от стран», плавали только вдоль берега Сирии. Мы почти можем предположить, что дело обстояло именно так, поскольку о западных странах египтяне всегда говорили в обобщенных выражениях, например, «острова моря» и т. д. Только Кипр, расположенный близко от мест, которые были хорошо известны египтянам, имел у них собственное имя.

В следующей главе мы рассмотрим политические и военные отношения Египта с этими северными странами, но здесь мы должны лишь описать влияние коммерческих отношений на обе стороны.

При Новом царстве началась оживленная торговля[381], и возле старой границы Египта было такое большое движение туда и обратно, что оно, по меньшей мере в течение какого-то времени, нарушало равновесие в стране[382]. В отношении цивилизации восточная часть дельты тогда, как и теперь, заметно отставала от остальной страны. Тем не менее в те дни эта часть Египта выступила на передний план политической жизни: там возникли новые города, и на какое-то время даже правительство переехало туда из великого города Фивы.

В этот период количество сирийских изделий, ввозившихся в Египет, было огромным. Если бы мы судили об этом импорте только по рисункам из египетских гробниц[383], то получили бы о нем совершенно ложное представление: то, что там изображено, кажется, подразумевает, что египтяне не нуждались ни в каких произведениях этих северных стран, кроме тех, которые постоянно появляются на рисунках – великолепных золотых и серебряных сосудов, драгоценных камней, лошадей и малого числа редких животных, например медведей и слонов. Но к счастью, мы знаем истинное положение дел из литературы времен XIX и XX династий[384], а когда мы начинаем изучать эту литературу, мы почти готовы считать, что цивилизация Ретену достигла очень высокого уровня, раз она добилась такого преимущества, несмотря на высокое развитие ремесел в Египте. Среди ввозимых товаров были такие:

корабли таруте;

повозки: меркобт с многочисленными приспособлениями для них и аголт;

оружие: мечи хурпу, копья (?) мерху, колчаны эспате;

жезлы: шабуд и пуга;

музыкальные инструменты: лиры кененеуру, флейты уада и уар;

сосуды и т. д.: мендекете для пива, йенра из серебра, мешки (?) техбусате;