как дальше быть. – Голос сержанта был тверд, глаза же вспыхнули алчностью. Его подчиненные довольно заржали. Вот именно — «заржали». На русский слух нормальным человеческим смехом назвать это было нельзя. Как, впрочем, и их так называемые «улыбки» — тоже не походили на естественное выражение чувств. Даже природный остзейский немец Эльснер это ощущал самой глубиной своей души.
— Как угодно, сержант, – сделал он последнюю попытку решить дело миром. И назвал единственную фамилию здешнего важного чиновника, которую знал: — Не думаю, что ваше поведение понравится комиссару Роулзу. А мы ведь у него работаем.
— Кто это еще такой? Никогда не слышал. У меня свои командиры есть. И приказ досматривать всех, кто покажется подозрительным. Быстро, спешились, открыли сумки… – Он положил ладонь на кобуру очень длинного револьвера, достававшего стволом почти до колена.
Давыдов все это время старательно раскуривал сигару, демонстрируя полное безразличие и олимпийское спокойствие. Надеялся, что такое поведение успокоит агрессивность территориала. Но нет, не помогло. После произнесенной с явной угрозой требовательной фразы оттягивать
Давыдов, презрительно пыхнув ароматным дымом в сторону патруля, ленивым движением извлек из- под сюртука пистолет и четырежды нажал на спуск. С пяти шагов это можно было сделать и с закрытыми глазами. Все пули — в лоб. Чтобы не было последующих недоразумений. Добивать раненых, даже большевиков, он не любил. Оказывать недобитым помощь — тем более. Хлопки пистолета не слышны были уже за двадцать шагов. Даже кони почти не испугались.
— И что теперь будем делать? – спросил Эльснер, не дрогнув лицом. В стольких людей приходилось стрелять после выпуска из училища, и на поле боя, и у первой попавшейся стенки, что вид еще четверых, только что живших и в мгновение ока переведенных в другую категорию, не вызывал уже никаких эмоций.
— Да ничего, – небрежно ответил Давыдов, убирая «ТТ». – Лошадей привяжем вон к тому дереву, чтоб в казарму раньше времени не убежали, а этих — как есть, так и оставим. Война все спишет. На буров или бандитов — нам-то что?
— Бандиты бы лошадей угнали, а не стали привязывать, – выразил сомнение Давыдов. – Буры — тем более… И оружие никто бы не оставил.
— А нам-то что? – повторил Эльснер. – Пусть здешние Шерлоки Холмсы версии придумывают и дедуктивно их разгадывают. Чем загадочнее, тем интереснее. А нам ехать пора. И давай в сторону заберем, чтобы не по этой дороге в город въезжать, а с другой стороны.
— Не то говоришь. Там еще на один патруль нарваться можно, а здесь — вряд ли. Пока доедем, совсем стемнеет. Ну а не повезет — им же хуже…
После полуночи связались с Кирсановым, доложили, что и как.
— Молодцы. Можете отдыхать. Утром переложите технику в чемоданы и подъезжайте ко мне. Обсудим следующие этапы.
Сообщение о том, что имел место огневой контакт с неприятелем, Кирсанов принял к сведению. Безоценочно. Как вышло — так и вышло. Мы сюда не в бирюльки приехали играть. Главное — задание выполнено.
Получив радиостанцию, Павел почувствовал окончательную уверенность в успехе своего предприятия. А то какой же разведчик без надежной связи? В старые времена курьеров использовали, караваны купеческие попутные, почтовых голубей, но портативная коротковолновая рация не в пример удобнее. Сам Кирсанов на фронте сталкивался только с длинноволновыми, размещавшимися на двух конных повозках, с приличной техникой познакомился только в «Братстве». И оценил важные, при их обстоятельствах, удобства: телеграфный ключ не нужен, знание азбуки Морзе, и с шифрами возиться не надо, гони сообщение любой степени секретности через микрофон открытым текстом — и никакого риска.
Тут же, в присутствии офицеров, провел первый сеанс связи с «Валгаллой». По договоренности, одна из стационарных станций парохода постоянно работала на прием на его волне. Он не стал приглашать в радиорубку Воронцова или кого-либо из «братьев», не та степень важности. Робот-радист без всякой записи передаст содержание сообщения слово в слово.
Доложил, не вдаваясь в подробности, что первый этап внедрения прошел успешно, указал на всякий случай, координаты, свои и помощников, вкратце обрисовал планы на два ближайших дня. Перечислил количество и типы стоящих в гавани и на рейде боевых кораблей и транспортных судов, добавив, что при необходимости его резиденция может служить великолепным корректировочным постом для работы и по порту, и по городу. Договорился о графике включения собственной рации на прием, на случай, если потребуется передать ему срочные инструкции.
Щелкнул тумблером выключателя, убрал в тумбу стола титановый кейс, снабженный кодовым замком. Стол тоже запер.
— А если все-таки кто-то полюбопытствует, что это вы тут прячете? – спросил Давыдов.
— Сомневаюсь. Не слышал я, чтобы английская прислуга по вещам постояльцев шарашила. У них господа деньги и драгоценности спокойно в номерах оставляют. Не Одесса как-никак и не Хитровка московская. Если же допустить, как это ни маловероятно, что есть у них медвежатник суперкласса, умеющий вскрыть кейс, не оставив следов взлома, что он там увидит? Некий прибор абсолютно непонятного назначения. Сам Маркони не разберется, ибо там нет ни одной известной детали. Кроме тумблера и цифровой шкалы… Так что по этому поводу беспокоиться не стоит. Тем более — вам. Докладывайте лучше, как устроились.
Эльснер доложил. Квартиру они сняли, как и было приказано, в весьма удобно (в том смысле, что на перекрестке ведущих от города к порту улиц) расположенном доме с прилегающим участком. Тут же и показал на плане, где именно. Кирсанов одобрительно кивнул.
Отвели им комнаты на втором этаже. Дороговато, но терпимо. Хозяин — отставной моряк лет под шестьдесят, зовут Рассел Кэмпбелл, жена тех же примерно лет, Джуди. Детей нет. Люди на первый взгляд спокойные и благожелательные. Рассел в России бывал, в Архангельске и Петербурге, против русских ничего не имеет, знает около десятка слов, в том числе «спасибо», «будь здоров», «рубль», «водка».
— С нее мы и начали, – вставил Давыдов. – Нормально мужик принимает.
— Молодцы. Рукопожатие перед строем! Теперь слушайте сюда. Мысль вот какая. Занятие я вам подыскал. Станете содержателями трактира…
— То есть как?
— Нормально. Работа вам какая-никакая нужна? Необременительная, оставляющая достаточно свободного времени, не ограничивающая в контактах с любым количеством людей всех званий и родов деятельности. Ничего лучше не придумаешь. Не в конторе же вам сидеть, на самом-то деле, от и до. Ваша задача — объяснить выгоду этого замысла хозяину. Не думаю, что он такой уж богач, что от почти даровой прибыли откажется.
— Явно не богач, – согласился Эльснер. – Пока плавал, скопил кое-что, дом построил, а сейчас живет на какой-то мизерный доход с остатков капитала. Оттого и комнаты сдает. Сразу видно было, весьма обрадовался, что мы без запроса на его цену согласились. Но — трактир… – Голос его выразил сомнение. – Да и мы в этом — ни уха ни рыла.
— Ерунда, – пресек сомнения Кирсанов. – Вы вносите предложение, особо оговаривая, что все организационные расходы берете на себя. Оборудование заведения, закупка спиртного и прочего, наем прислуги, если потребуется. Вклад хозяина как местного жителя — получение лицензии, или как это здесь называется, а также дом с географическим расположением.
Доходчиво ему объясните, что все моряки, идущие из порта в город, – ваши клиенты. Только сошли на берег — и вот вам, извольте глотку промочить. То же и на обратном пути. Последняя кружка перед началом трудовых будней. Редко кто удержится. Ваш Рассел должен это лучше меня понимать. Сам мореман, темой владеет. Особенно если антураж должный создать, форму ему боцманскую пошить, вывеску изобразить позабористее…
— Дошло, Павел Васильевич, – расцвел улыбкой Давыдов. – Моряки за выпивкой — кладезь информации. Друг перед другом соловьями разливаться будут — откуда пришли, куда идут, с каким грузом и
