…Поезд медленно полз по разболтанной, неоднократно разрушенной и кое-как восстановленной англичанами однопутной колее. Проехали Кроонстад, за которым начиналась едва всхолмленная равнина, освещаемая почти полной луной. Плохих предчувствий не было ни у кого. Все же они находились в собственном далеком тылу.
Однако на всякий случай поезд шел крадучись, без огней. Машинист часто его останавливал и долго стоял, будто прислушиваясь к неясным звукам ночного вельда, как бы не решаясь двинуться дальше. Потом громко шипел пар, и ленивый перестук колес по стыкам возобновлялся. Эти понятные предосторожности воспринимались в порядке вещей и никого не нервировали. Все офицеры, как говорится, «знали прикуп», не раз ездили в таких условиях еще в Гражданскую. Перед паровозом шла контрольная площадка — платформа, груженная рельсами, шпалами, костылями, мешками с балластом и нужным инструментом.
Внезапно паровоз начал давать короткие пронзительные гудки, потом резко затормозил. Ну, резко — это слишком сильно сказано. На скорости в тридцать километров в час никто даже со скамеек не попадал. Остановился и тут же начал осторожно сдавать назад. Стук колес утих, и сразу стали слышны выстрелы, недалекие и частые.
«Из полусотни стволов бьют, не меньше, – привычно прикинул Басманов, – с разных сторон, а вот и пулемет заработал, «максимка» лафетный. Чей?»
Ненадо, как старший по вагону, выдернул из зажима трубку полевого телефона, красным витым шнуром соединенного с паровозной будкой.
— Что там, мать, у вас, – надсаживаясь, закричал он. Тогдашние телефоны нормальную речь передавали плохо. Просто высунуться в люк на крыше и покричать напрямую было бы почти то же самое.
— Встречный поезд, – ответил ему посаженный в будку для присмотра за машинистом и кочегаром поручик. – Еле успели отдернуться. А сейчас по нему с обеих сторон стреляют…
— Разом мотай на тендер.[85] Щас пришлю еще кого-нибудь.
Тут вдруг пули защелкали по стенкам их вагона.
— К бою, господа офицеры, тудыть-растудыть, – заорал капитан, вдевая руки в разгрузочный жилет с карманами, полными запасных магазинов и гранат.
Офицерам на то, чтобы изготовиться к бою, времени потребовалось «пока горит спичка».
Отправляясь в дорогу, все они снарядились
Мельком всплыл в памяти у Басманова вольноопределяющийся Лыков, студент-правовед, имевший несчастье или чрезмерный оптимизм вступить в полк за месяц до эвакуации Одессы. Навоеваться не успел, настроя не потерял и по рекомендации надежного человека в Константинополе был принят в отряд.
После одной из тренировок — отработки ночного захвата вражеской позиции с использованием приборов ночного виденья — Лыков вдруг начал с жаром доказывать Басманову, что такое — аморально. Словно, как убивать спящих. Противник ничего не видит в тумане и дожде, а мы его — как днем. Подползаем и ножом между лопаток.
Михаил, как умел, объяснил юноше очевидную разницу, а потом посоветовал ему вернуться к избранной профессии. Мол, прокурора и судьи из тебя не получится, поскольку там тоже положено
Лыков его совету не последовал, ну и убили его в незначительном бою, шальной пулей, что называется. Даже звездочку прапорщика не успел получить.
Давно это было, а заноза от пустячного, в общем, разговора с молодым идеалистом до сих пор осталась.
Не прошло и двух минут, как весь полувзвод уже лежал по обе стороны пути, разбираясь в обстановке. Пулеметам и картечнице Басманов раньше времени стрелять не велел. Нечего перед врагом карты раскрывать. Сначала следует сообразить, с кем дело имеешь. Однако стволы приказал направить по наиболее угрожаемым направлениям.
Поезд продолжал понемногу сдавать назад, чтобы укрыться за невысоким
До встречного состава было метров четыреста, и вокруг него разгорелся нешуточный бой.
Обстановка в общем и целом понятная: сколько раз такое же случалось в нейтральных полосах между белыми и красными, составлявших моментами сотни километров в ширину. И там творили что хотели всевозможные атаманы, зеленые просто, красно-зеленые и бело-зеленые. А также местные отряды самообороны, от обычных бандитов мало чем отличающиеся. Все считали железную дорогу зоной своих экономических интересов.
— Игнат Борисович, – локтем толкнул капитана Басманов, – сходить бы, посмотреть, что там, кого и как.
— Да запросто. Вы тут оставайтесь, а я быстро…
Ненадо тихим свистом подозвал ближайших офицеров.
— Двое — по левой стороне насыпи, вы двое со мной, по правой. Стрелять только по команде. Сначала разберемся. Если что — ножами поработаем.
Разбираться было в чем. Чей и откуда поезд, кто на него напал и так далее.
А напряженность огня со всех сторон возрастала. Понятно было, что бьют почти наобум, по направлению и на слух.
Разведчики исчезли в темноте, но темноте условной. В зеленом поле ноктовизора Басманов видел размазанный, потому что на пределе досягаемости прибора, другой поезд. Паровоз и четыре, нет, пять вагонов. Один бронированный, остальные пассажирские. Из окон и с тендера отстреливаются, судя по ярким бутонам дульного пламени, человек тридцать. У них же и пулемет, используемый с аккуратностью. Даст две-три короткие очереди в темноту и замолкает. Патронов, что ли, мало или умный человек им командует?
С двух сторон пути из винтовок палили торопливо, то залпами, то россыпью. Гораздо больше стрелков, чем на поезде.
Для того чтобы вчерне оценить обстановку, опытному офицеру большого труда не требовалось. Видели, не раз видели.
Скорее всего, английская потрепанная рота, а то и сводное подразделение разгромленной бригады, оставшееся в глубоком тылу противника, вышло к полотну дороги и село в засаду. Грамотное решение, нужно признать. Пешком до рубежей, где свои войска могли занять оборону, шлепать и шлепать. Может, три дня, а может, и неделю. По вражеской территории, где рыскают конные дозоры буров. А если захватить поезд, можно с относительным комфортом, а главное — быстро добраться до прифронтовой полосы. Дальше — что бог пошлет, но все равно это лучше, чем несколько сот километров плестись пешком, голодая, бросая по пути ослабевших, больных и раненых.
Сам Басманов, оказавшись в подобном положении, поступил бы именно так.
Оттого и путь они не взорвали, и стреляют с осторожностью, боясь повредить паровоз.
Игнат Борисович вел своих людей в рост, сильно забирая вправо, чтобы выйти прямо в тыл нападающим. Офицеры не считали нужным даже пригибаться, не то чтобы ползти. Метров двести их никто не заметит. Темно, никакого тылового охранения верняком не выставлено, а если вдруг и да — без разницы. У дороги светлее, чем в поле, шума достаточно, чтобы звук шагов заглушить.
В любом случае Ненадо англичан за серьезного противника не считал. А уж деморализованных окруженцев — тем более. Нормальным, достойным себя противником он считал только немцев на Западном фронте, когда воевал с ними в составе Особой русской бригады в шестнадцатом году. Ни красные в Гражданскую, ни те мятежники, с которыми довелось разбираться в Москве князя Олега, на серьезных вояк
