– Ты успеешь на вечерний самолет?
Глаза ее расширились, потемнели, увлажнились, лицо словно излучало магический внутренний свет. И оно вдруг будто сняло его гнев, вся ярость улетучилась просто потому, что рядом была Рафаэлла. Не отвечая на ее вопрос, он подался к ней, заключил в объятия, такие крепкие и долгие, словно намеревался никогда их не разнимать. Так они лежали какое-то время, Рафаэлла осторожно поглаживала его по спине. Оба молчали. Потом он осторожно высвободился, еще раз посмотрел ей в глаза:
– Ты поедешь со мной в Нью-Йорк, Рафаэлла?
– Сейчас?
Она замерла. Среди ночи? Что она скажет домашним, Джону Генри? Как можно ей уехать с ним? У нее не было возможности подготовить это. Мысли путались. С отчаянием во взгляде Рафаэлла ответила:
– Алекс… Я бы хотела… Я не против. Но не смогу.
Она и так совершила сегодня вечером трудный шаг. И еще не готова на большее. Нельзя же внезапно оставить Джона Генри.
Он медленно кивнул:
– Я понимаю.
И обернулся к той женщине, которая принадлежала не ему, а другому, но которую он так полюбил.
– Наверно, пробуду там некоторое время.
В свою очередь, кивнула она. Ей безумно хотелось отправиться с ним, но обоим было ясно, что этого она не сможет сделать. Ей оставалось прижимать его к себе, утешая:
– Мне жаль, Алекс.
– И мне. – Он несколько пришел в себя. – Сестрицу мою высечь надо за то, как она следила за своей дочкой.
– Ее ли это вина? – Рафаэлла была поражена.
– Отчего девочка была одна? Есть у нее мать, черт возьми? И где был отец?.. – Алекс вновь разрыдался, Рафаэлла обняла его с новой силой.
Трижды за ночь они звонили в больницу, и Аманда находилась по-прежнему в критическом состоянии. Оба были в полном изнеможении, но Рафаэлла еще помогла ему уложить вещи. Они долго сидели и беседовали, уставясь на огонь. Алекс вспоминал, какой была Аманда в раннем детстве. И Рафаэлле стало ясно, как он любит свою племянницу и как ему горько, что издавна у родителей не находилось времени ею заниматься.
– Алекс… – обратилась она к нему в задумчивости. – Почему бы не перевезти ее сюда, когда ей станет лучше?
– Сюда, в Сан-Франциско? – поразился он. – Как мне удастся это сделать? Я не готов… не готовился… – Добавил со вздохом: – Целыми днями в конторе. Дел полно.
– И у ее матери тоже, а разница в том, что ты любишь Аманду.
Рафаэлла мягко улыбнулась, и ему подумалось, что никогда при нем не выглядела она такой красивой, как сейчас.
– Когда погиб мой брат, а мать вернулась в Санта-Эухению к своим сестрам, мы с отцом остались вдвоем. – Мысли ее ненадолго обратились в прошлое. – Думаю, мы принесли немалую пользу друг другу.
Алекс, выслушав ее, задумался.
– Я сомневаюсь, что родители позволят мне увезти ее сюда от них.
Рафаэлла начала успокаивать его:
– После того, что произошло, им ли выбирать? Разве нет их вины в том, что мало заботились о дочери, что позволяли ей туда ходить, да и вообще знали ли они, где она бывает?
Он ничего не сказал, лишь согласно кивнул. Как раз о том же думал он этой ночью. Во всем винил сестру. И ее безумные амбиции, с давних пор заслонившие ей все прочее.
– Я обдумаю это – Потом пристально взглянул на нее.
– Мы ведь можем подготовить для нее третий этаж, правда?
Она усмехнулась:
– Да, мы можем. Я спокойно смогу устроить все за несколько дней. Однако, Алекс…
В глазах ее был невысказанный вопрос, и на сей раз усмехнулся Алекс:
– Она тебя полюбит. В тебе есть все, в чем отказывала ей родная мать.
– Но матери, Алекс, такое может не понравиться. В конце концов, я… не… – отрывисто и нервно говорила она, но он возразил:
– Что? Какое это имеет для нас значение? Она не согласилась:
– А для других, для тех, кто важен для Кэ, это покажется неприемлемым.
– Ничего не желаю знать! – резко ответил Алекс. При этом он пронзительно посмотрел на Рафаэллу, рассуждая о своих родственниках и о поездке в Нью-Йорк: – Хотелось бы, чтоб ты отправилась со мной.
Он заговорил об этом вновь, глядя, как она одевается, чтобы идти домой, теперь он повторил это в последний раз, шепотом, когда она приготовилась оставить его и пройти в одиночестве последний квартал, отделяющий ее от дома.
В утренней дымке ее глаза блеснули, впрочем, Рафаэлле показалось, что и глаза Алекса увлажнились. Они оба думали об Аманде, сберегая ее живой в мыслях и в беседах, устремляясь душой к девочке, лежавшей избитой и униженной в далеком Нью-Йорке. Но не об Аманде думала Рафаэлла, вновь целуя Алекса и касаясь на прощание его щеки.
– Мне бы тоже следовало поехать.
Вновь ощутила она всю жестокость обстоятельств, вес и груз обязанностей, которые должна выполнять по отношению к Джону Генри. Но теперь Рафаэлла благодарила судьбу, что в ее жизнь вернулся Алекс и можно делить с ним хоть ночь. Об одном она действительно сожалела – что не может быть ему помощницей в нелегкой поездке в Нью-Йорк.
– Ты там справишься?
Он кивнул, но невесело. Справится. А вот как Аманда? Они решили поселить ее в Сан-Франциско, но останется ли она в живых? Эта мысль пронзила обоих в тот момент, когда Рафаэлла ласково касалась губами его глаз.
– Можно, я позвоню тебе?
Он кивнул, заулыбавшись. Оба понимали, как много переменилось в их отношениях с начала этого вечера. Вместе они совершили этот шаг, рука об руку.
– Я думаю остановиться у матери.
– Передай ей мой самый нежный привет. – Их глаза встретились, и она в последний раз поцеловала его. – И не забывай, как сильно я тебя люблю.
Долгим и крепким был его поцелуй, и вот она уходит, на этот раз окончательно. Пролетит минута-другая, хлопнет тяжелая дубовая дверь, и Алекс заспешит домой, чтобы, ополоснувшись и одевшись, отбыть в семь ноль-ноль рейсом до Нью-Йорка.
Глава 13
Шарлотта Брэндон нервничала, поджидая его в больничном вестибюле, поглядывая на конторку регистратуры и на автоматы по продаже конфет и кофе. Алекс ушел наверх, на первую встречу с Амандой. Самые свежие сведения, которые он получил, позвонив из «Карлейля», были таковы: ей стало лучше, подавленность чуть ослабела, но боли не исчезли. Посещения противопоказаны, но раз уж Алекс прибыл издалека ради свидания, его допустят в отделение интенсивной терапии в ближайший час, минут на пять или десять, но не более.
Итак, Алекс скрылся в лифте, а его мать неподвижно сидела, поглядывая на проходивших мимо незнакомых людей, спешивших войти или выйти из вестибюля, несущих цветы, подарки, пакеты с тапочками и пижамами. Дважды заметила она женщин на сносях, вошедших неуклюже, с напрягшимся лицом, каждая вцепилась в руку мужа, а у того в другой руке была сумочка с туалетными принадлежностями. Шарлотта с нежностью вспомнила подобные моменты собственной жизни, но сейчас ощущала себя старой и усталой, думать могла только о своей внучке, что лежит этажом выше. А Кэ до сих пор к ней не явилась. Еще через несколько часов она должна прилететь из Вашингтона. Джордж заходил, конечно, но лишь изучал
