Она сумела его удивить.
– Так то в воскресенье! – Она была в восторге от своей оперативности. Поцеловав его, объяснила: – В понедельник я его купила.
– С ума сошла! – Он был так поражен, что она испугалась: вдруг он всерьез ее осуждает? – Зачем ты это сделала?
Как ему хотелось поверить, что это правда! Но не верилось никак: в воскресенье он показывает ей заброшенное ранчо, а уже в понедельник она его приобретает – невероятно!
– Ты сам мне посоветовав приобрести одно из здешних ранчо.
– А ты послушалась? – Он вытаращил глаза. – Взяла и купила?
– Мне сказали, что это отличное вложение денег. Цена оказалась вполне подходящей. Дай, думаю, попробую! Я решила, что мы поступим так, как ты предлагал: ты будешь разводить здесь коней, а я буду к тебе приезжать. Будешь помогать и Шарлотте Коллинз, и мне вести хозяйство на моем маленьком ранчо. Сначала мы все тут приведем в порядок, а дальше видно будет. Если тебе это надоест, и ты сбежишь с другой поп-звездой или бросишь мустангов и переберешься в Лос-Анджелес, я его продам, и дело с концом. Раз все так просто, почему бы не попытаться?
– Детка... – Он притянул ее к себе здоровой рукой. Теперь он знал, что это не сон, а явь. – Ты – чудо!
– Ты мне поможешь?
– Куда же я денусь? – После того что она для него сделала, он ни в чем не мог ей отказать. Она доказала свою преданность так, как только могла, и он знал, что никогда не сможет этого забыть.
– Хочу поскорее прискакать сюда с тобой и все как следует осмотреть.
– Потрясающе! – Он убрал руку, чтобы дать ей отдышаться, и уставился на нее так, словно увидел впервые. – Ты серьезно мне это предлагаешь? – Это был такой щедрый дар, такая бездна возможностей, что ему показалось, что ночью он погиб и перенесся в рай. – Откуда в тебе столько достоинства и доверчивости?
– Наверное, это просто глупость. – Она отхлебнула из его бутылки и опрокинула Гордона на подушки. – А что, я действительно сильно сглупила?
– Нет, мэм. Ваше ранчо будет лучшим во всем Вайоминге. Когда приступаем к ремонту?
– Как только ты снова сможешь летать. -. Она указала на его подбитое крыло. – Со следующей недели эти угодья наши.
Разумеется, ранчо стало ее собственностью, но она намеревалась передать его ему – возможно, в качестве свадебного подарка, если они поженятся, но об этом рано говорить. Сперва ей предстояло развестись с Тони, а это продлится до самого Рождества. Зато потом перед ней откроются бескрайние перспективы. Пределом был только горизонт, но и он, как известно, чисто условная линия.
При приближении автобуса персонал ранчо сбежался к домику Гордона и приветствовал его радостными криками, пока Том помогал ему выйти из автобуса. За ними следовала Таня. Ее беспокоила единственная мысль: как бы он не повредил руку. Всем хотелось с ним поговорить, сказать ему, как хорошо, что он остался жив и скоро поправится. Ему натащили книг, сладостей, еды, кассет. Теперь у него есть все необходимое и даже больше. Главное – любимая женщина и ранчо, о котором он мог только мечтать. Оставшись с ней вдвоем в домике, он не сдержал слез.
– Я все еще не могу в это поверить. Никогда в жизни не был так счастлив!
– И я! – подхватила она. – Мне здесь очень нравится, и я хочу быть с тобой.
– Я буду приезжать в Лос-Анджелес всякий раз, когда появится возможность, – заверил он ее.
– Это необязательно. Не надо поступать вопреки своему желанию.
Таня уже усвоила урок: она живет трудной жизнью, и, если он не захочет в ней участвовать, она не станет его неволить.
– А если желание есть? Мой мир ты повидала, даже стала его частицей. Теперь я хочу заглянуть в твой. Мы можем сохранить оба, если не разучимся друг друга понимать.
– Мой мир безжалостный, – печально молвила она. – Чуть зазеваешься – и он тебя жестоко проучит. Там нет ничего святого. Не хочу навлекать на тебя страдания!
Но тут она оказалась бессильна. Уже на следующий день вся эта история стала достоянием прессы и телевидения. В газетах расписывали на первых полосах, как Таня Томас отправилась две недели назад на ранчо, как связалась с местным ковбоем и спустя всего неделю купила ему ранчо. Приводилась даже стоимость покупки – только с миллионным преувеличением.
Далее следовали истории всех ее мужей с бесстыдными передергиваниями и наглыми домыслами. Заголовки были не лучше: «Мимолетный романчик или муженек номер четыре? Скажи честно, Таня». Журналисты прикидывали его годовой заработок, расписывали ее доходы и высмеивали, как только могли.
Даже то, что она исполнила на родео американский гимн, ставилось ей в вину. Тут же публиковались фотографии свалки у ее автобуса и рассказывалось, как его пырнул ножом другой ковбой, – драка, разумеется, объяснялась соперничеством за ее благосклонность. Таня якобы сама едва не погибла, желая разнять своих повздоривших кавалеров.
Читая все это в своей комнате на ранчо, она боролась с тошнотой. Главная беда заключалась в том, что в этих бреднях имелась, как всегда, доля правды, вызывавшая доверие. Что подумает о ней Гордон, когда все это прочтет?
– Не читай эту гадость! – воскликнула Зоя, негодуя на бессовестных писак, и тут же не удержалась от вопроса: – Ты действительно купила ему ранчо? Наверное, это вранье, я так, на всякий случай.
– Не ему, а себе. Он будет мне помогать. Мне хватит ума не втаскивать его в свою жизнь. Ему и здесь хорошо. Лучше я буду его навещать.
