Глава девятая
Императору было чем заняться и кроме «Мальтийского креста». Идея, конечно, была намного заманчивее, чем возвращение, например, Константинополя и Проливов, кто же будет спорить. Удвоить территорию Империи, получить полтораста миллионов новых подданных, технические возможности, невиданные в мире. Совершить, можно сказать, геополитический и технологический скачок на века вперед. Как, например, из эпохи Николая Первого сразу в двадцатый век, причём располагая необходимым для освоения нового уклада жизни контингентом культурно и технически подготовленного населения. Уйдя в такой отрыв, можно не опасаться, что в обозримом будущем какая-нибудь держава Россию догонит!
А всё же не верилось отчего-то. Именно в силу грандиозности плана и прямо-таки пугающей его простоты. Поймать в ограниченной акватории с применением современной снасти Золотую Рыбку, «только и делов».
Как оно тогда было? Значилась на картах неосвоенная, никому фактически не принадлежащая территория от Оренбурга до Памира, застрявшая где-то между временами Александра Македонского и Чингисхана. На запад совершали из неё бесконечные набеги орды грабителей и работорговцев, с юга- востока точили зубы на эти земли британские империалисты. Любой шаг вперёд грозил новой войной России, истощённой двумя предыдущими и сотрясаемой внутренней смутой. Оставаться на прежних рубежах было невозможно, двигаться вперёд — тем более.
Император-Освободитель решил сделать вид, что никакой так называемой «Средней Азии» и нет, соответственно, у России никаких в этом регионе интересов. Так и велено было держаться дипломатам — кроме как о приграничных стычках с грабителями, иных сведений с южных рубежей не поступает.
Стычки действительно происходили постоянно последние полтораста лет, и пришло время решить вопрос радикально. Отчаянные, неизвестно как и кем воспитанные генералы Кауфман, Черняев, Скобелев на свой страх и риск, иногда вопреки прямым запрещениям дипломатов и военного министерства, собирали небольшие, из имеющихся под рукой сил, отряды и двигались вперёд. На сонный обывательский взгляд — бессмысленно и безнадёжно — в дикие безводные пески и степи, на которые не было даже карт, а стратегически важная информация заменялась слухами и донесениями редких разведчиков из сочувствующих аборигенов. Наступали в не приспособленной для тех мест одежде и обуви: юфтевых сапогах и суконных мундирах, с обычными строевыми лошадьми вместо дромадеров и бактрианов, одной- двумя тысячами рязанских, тверских, ярославских солдат и оренбургских казаков против десятков и сотен тысяч свирепых, английским оружием вооружённых аскеров местных ханов, беков и эмиров. Да вдобавок путь им преграждали мощные крепости: Ташкент, Чимкент, Бухара, Самарканд, Хива, Геок-Тепе, не считая множества более мелких. Так в пустыне любой дувал и мазар — приличный опорный пункт против бредущих барханами пехотных колонн, лишённых тылов. Великолепная иллюстрация к описываемым событиям — картины Верещагина «Туркестанского цикла». Очень там всё наглядно изображено.
И ведь взяли все эти крепости, привели к покорности средневековых «хищников», как тогда было принято выражаться. А когда встретились с англичанами в предгорьях Гиндукуша и на берегах Пянджа, откуда Индия видна, то как бы и сами удивились: «Ни хрена себе, куда нелёгкая занесла».
Поудивлялись, обменялись нотами, кое-как договорились о разделе сфер влияния, до войны дело не дошло. Как выразился то ли генерал Скобелев, то ли сам канцлер Горчаков: «Броненосцы, слава богу, по пустыням не плавают!»
Потом, раз уж пришли, железные дороги начали строить, цивилизацию насаждать, Ташкент превратили чуть ли не в азиатский Париж. Вот тогда отчаянные генералы были поощрены чинами, наградами, генерал-губернаторскими должностями. Пусть и теперь так будет.
В конце концов — что такое Император сам по себе, будь он трижды новатор и реформатор? Вот когда окружит он себя тысячами человек, каждого из которых можно, не сомневаясь, в любой момент хоть наместником провинции поставить, хоть министром путей сообщения или руководителем такого вот «Мальтийского креста». Чтобы, не вникая в подробности, финансовые и политические, выслушать в нужный момент рапорт и разрезать ленточку. А для этого Олег Константинович задолго до своего воцарения давал простор инициативным людям, подчас так, что они и сами этого не замечали, открывал пути способным капитанам и титулярным советникам к шинелям с красными подкладками[83] . Кто-то ведь должен превращать полуразложившуюся «парламентскую республику» в блестящую Империю по матрице нынешней «Московии», никак не ленивые троечники и второгодники эпохи Каверзнева и его предшественников. Но это дело месяцев, если не годов, а сейчас у Императора возникли обстоятельства, не терпящие и малейшего промедления.
Вроде бы на мировой арене всё складывалось не так плохо, учитывая удачную договоренность с американским президентом. Но что с той Америки в военно-политическом смысле? Прикрыт тихоокеанский фланг, появились у России открытые для захода и ремонта порты Сан-Франциско и Сан-Диего, свободные, в случае конфликтов с третьими странами, от ограничений по срокам стоянки и необходимости разоружаться. На дипломатическом уровне господин Доджсон, зная свою выгоду, благожелательный к России нейтралитет сохранит. Ну а воевать со своими
Значит, воевать всё равно придётся только нам. Непосредственно с Альбионом, при этом предполагая, что на его сторону в любой момент могут перейти от половины до двух третей крупных и мелких сопредельных государств. Как в Крымскую войну. Непрерывно ожидая «
А настоящих союзников у России только два, любил повторять Александр Третий, «её армия и флот». Романовы и Россия всегда должны помнить, как валявшийся в ногах у Николая Первого австрийский Франц Иосиф умолял спасти его от охвативших половину «лоскутной империи» венгерского и польского восстаний. И что? Мятежи русские дивизии легко подавили, империя Габсбургов очередной раз была спасена, царь получил титул «палача и жандарма Европы», а неблагодарный австрийский Франц через семь лет выступил на стороне антирусской коалиции англо-франко-турко-итальянцев. Такое можно простить, имея характер Николая Второго. «Страстотерпец и великомученик», что с него взять? Нынешний самодержец считал даже Николая Первого слишком деликатным человеком, не собирался никому ничего прощать, а уж тем более помогать бесплатно. Неплохо было бы установить в зале для аудиенций геральдический щит с девизом, золотом по лазоревому полю: «Утром деньги, вечером стулья». Эта книга, презентованная Ляховым, очень Императору понравилась.
Международная обстановка выглядела странно, Олег Константинович не постеснялся употребить именно это слово. Нормы и обычаи взаимоотношений цивилизованных стран в течение двух третей двадцатого века стали настолько изощрёнными, предусматривали, кажется, все возможные виды межгосударственных конфликтов и способы их разрешения. То есть август тысяча девятьсот четырнадцатого года не должен был повториться ни в каком варианте. И вдруг оказалось, что все изощрённые дипломатические методики превращаются в труху, стоит только отказаться их применять. И война, хоть локальная, хоть мировая, может вспыхнуть в любой момент, стоит только достаточно сильному игроку на мировой шахматной доске дать понять всем остальным, что их резолюции и санкции он видал очень далеко, а на несколько миротворческих батальонов ООН и ТАОС он плевать хотел, имея отмобилизованную массовую армию. Причём таким образом может поступить даже Россия, не имеющая сопоставимого по силе союзника. Что тогда говорить о Великобритании, со всеми основаниями рассчитывающей на вооружённую поддержку своих «исторических союзников» и благожелательный нейтралитет всех остальных.
Олег Константинович собрал в Кремле Главный военный совет, доставшийся ему по наследству от парламентской республики, который он всё никак не удосужился распустить, именно как орган, не
